Сердце дракона (СИ)

Варварство. Дикость. Но тогда увиденное потрясло его даже несмотря на то, что он уже не был зеленым юнцом и успел принять участие в войне с Гасдрубаллом.

Он мог понять – мальчишка, в первом же бою столкнулся с самой жестокой стороной войны, и, не успев справиться с этим грузом, – остался один на один с жутким обещанием дракона, которое похоже, принимал в серьез…

И самое скверное, что никакой войной здесь и не пахло! Или он, трибун Клодий Север ошибается? Уж во всяком случае, он постарается обратить внимание и Валерия Грецинна и нобилей на этот якобы безвредный монастырь! Что ж это получится, если каждый захудалый храм в Республике будет иметь своих войнов?! Вот только…

Клодий был раздосадован сверх всякой меры: ну какое ему дело до этого мальчишки?!

Да таких на любом рынке – за десяток денариев пучок!

Но Лей отличался редкостным характером – он словно был открыт всему миру.

Беседуя с ним каждый день, Клодий не мог не поддаться непосредственной обворожительной искренности. И от радостей, какими бы малыми они не были, и от горестей, – Лей старался брать полной мерой, словно боялся, что ему не хватит…

Осознав это, трибун на миг ощутил дрожь в руках – он не был суеверным, но…

Ужели парнишке и впрямь отведено так мало?! Невольно, он тоже стал считать дни, позволенные драконом, и все раздумывал, пытаясь понять то, что видел.

Скай… Черный Скай… Кто он такой, откуда взялся?! Драконы, которых он вел – кто они?! Слишком различны, что бы быть одним племенем, восставшим против Республики. Слишком схожи, слишком искусны, что бы быть просто бандитами, изгоями, укрывающимися в непроходимых чащобах!.. Их месть выжившим монахам за своих женщин и детей понять было можно, но в том, как они выставляли себя на показ, в чрезмерной жестокости – ему чудилось что-то еще, кроме злобы…

Дня за два до того, как они должны были подойти к Обители, трибун принял решение.

Он не сомневался в своей правоте, а действовать надо было раньше, чем Лей окажется в привычной обстановке и почувствует себя увереннее.

Клодий рассеянно слушал юношу, ежевечерние беседы с которым стали уже обязательными, и как бы между делом поинтересовался, отстраненно наблюдая за реакцией мальчишки:

– Послушай, Лей, зачем тебе монастырь? Умом ты не обижен. Невеждой тоже не назовешь: в самом Реммии мало кто из плебса читать умеет. Да и боец из тебя уже сейчас не последний!

Лей краснел, бледнел, слушая себе славословия, – и не мог понять их причину.

Торопясь загладить неясности, пояснил:

– Я, славный трибун, Обители в вечное отдан. Ей и принадлежу.

– Ты раб, Лей? – Клодий вопросительно вскинул брови.

Статус мальчика его не смущал. Он приходился патроном уже пятнадцати предприимчивым, но верным вольноотпущеникам, благодаря чему еще не разорился до сих пор. Кроме того, если парень и впрямь окажется способен на многое – он всегда может усыновить его, умножив славу рода Северов и дав приток свежей молодой крови.

– Нет!!! Не знаю, – ресницы юноши дернулись, но монастырская школа была хорошей – на лице его ничего не отразилось. Он пояснил, – Я был старшим в семье, но мой отец отдал меня за долги служить Обители.

Это что-то новое! Хотя… глушь, дикость, варварство… У Клодия не было сыновей, но честь гражданина и патриция предписывала ему скорее самому броситься на меч, чем подвергнуть бесчестью свою фамилию.

– Вот как… – искренне посочувствовал трибун.

– Ничего… – Лей улыбнулся немного застенчиво, – Если бы не это, я до сих пор не знал бы ничего, кроме сохи и бороны!

– Теперь ты знаешь молитвы и монастырский уклад, – усмехнулся трибун.

– Не только! – возразил юноша, – Я умею сражаться, и раны кое-как присмотрю. А в монастыре есть книги – на всех языках мира!

Его по-северному светлые глаза горели восторгом. Клодий поразился. И лишний раз убедился, что мальчишка стоит того, что бы вытащить его из здешнего болота.

Далеко пойдет! Монахи свою роль уже исполнили, не позволив зачахнуть в крестьянском сыне уму и любознательности. Стоило пристроить его к делу, пока устав и вера еще не иссушили в нем жажду нового и большего, нежели отвела ему судьба.

– Догадываюсь, ты был прилежным учеником! Но неужели тебе не хотелось увидеть мир собственными глазами?

Юноша страшно смутился.

– Возможно, если бы я стал миссионером… Или прославился бы благочестием, что бы меня отправили наставником в дальние храмы…

Клодий усмехнулся тоске в его голосе: мальчишка и впрямь не так прост. Он, конечно, жаждет совершенства духа, но ради собственной цели. Одной этой фразы, было достаточно, что бы понять: свободное от молитв и тренировок время, юноша проводил над книгами, стремясь душой прочь из очерченного ему по рождению круга.

И рассуждал парень здраво: учитывая его двусмысленное положение и чаяния, монашество для него было лучшим выходом, если не единственным.

– Но ведь тогда, ты все равно остался бы связан Уставом и обетами, ограничения которых тяжки и весьма спорны! В чем достоинство службы не отвечающим тебе богам?