Сердце дракона. Том 4

Все же Хаджар оставался здоровым (в данном случае – относительно) молодым мужчиной. И то, что он сперва принял за подушки под головой и одеяло, оказалось девушками бедуинками.

Штора, заменявшая вход в шатер, отодвинулась и внутрь вошла Ильмена. Они встретились взглядами, а затем девушка скользнула вниз по торсу Хаджара. Тот, пусть и не из стеснительных, тут же пожалел, что не может пошевелить рукой, чтобы прикрыться.

– Вижу, тебе полегчало, Северянин, – несколько по-шальному улыбнулась воительница, поставив на столик поднос с разными склянками.

– Накинь покрывало, – с хрипом попросил Хаджар. Речь давалась ему тяжело.

Ильмена взяла в руки широкий, серебристый шелк, подошла к кровати и… замерла.

– Неужели все варвары такие стеснительные? – спросила она.

– Не знаю. Мне неловко. Хватит издеваться над раненным.

– Мужчина, который признается в неловкости, – протянула Ильмена, все же накидывая покрывало. – странный ты человек, Хаджар. И как мужчина – странный, и как воин – тоже.

Не дав Хаджару возразить, девушка тут же принялась будить бедуинок и что-то им говорить. Те, нехотя просыпаясь, потягивались и разминали затекшие за ночь тела. Хаджар, предусмотрительно, закрыл глаза. Впрочем его воображение не подвело и в чреслах стало больно. Он терпел.

Ориентируясь на слух и запах, он дождался пока все из дев покинут шатер, оставив его наедине с воительницей.

– Можешь открывать глаза, Северянин. Они ушли.

Хаджар сперва открыл правый глаз и огляделся, насколько позволяла почти не работавшая шея. Это вызвало у Ильмены веселую улыбку.

– Это у местных пытка такая? – Хаджар попытался было поправить покрывало, но тут же заскрипел зубами от вспышки боли. – уложить с таким количеством красавиц.

– Так все же – красавиц, – стрельнула глазами Ильмена и, нарочито страстно выгнувшись, подернула шелковое одеяло. – а я уж думал ты из тех, кто больше по юношам ходит.

– В Лидусе это не приветствуется, – заметил Хаджар. – но я человек прогрессивный, ничего против мужеложцев не имею, до тех пор, пока не знаю о их ночных приключений. Сам же больше по женщинам.

– Я заметила, – Ильмена кивнула в сторону недвусмысленного топорщащейся части одеяла в районе паха Хаджара. В этот момент бравый, прославленный генерал, прошедший горнило ни одной сотни битв, отчего-то пожалел, что не одет в полный доспех. – а что до этих дев, то это не пытка, а даже напротив – почести. Бедуины считают, что полностью от любой хвори мужчину может излечить только одно лекарство – женское тепло.

– Неплохой вариант панацеи, – уважительно хмыкнул Хаджар. – как я понимаю, алхимики и лекари здесь не в почете.

– Напротив, – покачала головой Ильмена. – для бедуина нет греха постыдней, чем обидеть лекаря. Здесь они живут словно цари. Просто к лекарствам всегда делают подобную… приправу.

Хаджар посмотрел на бинты и на огромной количество склянок. Что же, подобную невнимательность ему можно было простить, учитывая приключения недавнего дня. Кстати о днях…

– Сколько я здесь лежу?

– Третий день, Северянин. В первую ночь думали, что не выкарабкаешься. Шип Койота, – удивительно, Адепта действительно именно так и звали… – прошел едва ли не на волосок от твоего сердца. А осколок горы чудом не задел позвоночника. Местный шаман сказал, что тебя сберегли боги, потому что дело твое было благое и…

– И, учитывая где я сейчас нахожусь, – перебил Хаджар. – то спас я сына вождя или этого самого шамана.

Ильмена уже собиралась ответить, как покров на входе вновь отдернулся. Внутрь вошли сразу несколько человек. Кого-то из них Хаджар видел впервые, но три лица он узнал сразу. Вождь племени – все такой же холеный, надменный и в дорогих одеждах.

Рядом шел Хадар, довольный, будто кот наевшийся сметаны и закусивший жирной мышью. Позади плелся Койот. Он, тоже перебинтованный, тяжело опирался на костыль и подволакивал правую ногу.

– Нет, Северянин, – сказал он, усаживаясь на табурет и приставляя костыль к столику. – это сын простого пастуха.

– Которому сосватали дочь шамана или вождя?

Хадар, Койот и Ильмена переглянулись и едва не закатили глаза.

– Странный на севере живет народ, если делает разницу между детьми по их происхождением, – внезапно на чистом пустынном произнес вождь. Хаджар даже едва не поперхнулся. – не удивляйся, доблестный воин, я прожил достаточно, чтобы выучить языки народов, рядом с которыми прокладываю свой путь.

– Но раньше…

– Любой правитель, использующий на переговорах чужой язык, не уважает себя или своего народа, – довольно властно отрезал вождь. Что же, имел право. – сейчас же я больше не на переговорах. Я пришел проведать воина своего племени.

Своего племени… Хаджар не мог пошевелить головой и руками, почти ничего не чувствовал телом, но отчего-то не сомневался, что на шее у него вновь оказался железный ошейник.

Видимо правду говорят мудрецы. За злые дела платят кровью, но вдвойне судьба требует с тех, кто совершает дела добрые. Никакое добро не остается безнаказанным.

– Ах, ну да, – прикрыл глаза Хаджар. – я же проиграл…