Сердце Дракона. Том третий

— Прошу, не пытайтесь в процессе перемещения меня убить. Для нас обоих это не закончится ничем хорошим.

— А простым способом до вашего лагеря…

— Не добраться, — закончил за Хаджара Атикус. — Только при помощи этой техники. Иначе бы нас уже давно перебили, даже несмотря на все опасности Белого Леса.

Хаджар взялся за протянутую руку. На мгновение у него возникло ощущение, будто его сбросили с высокой скалы прямо в ледяную воду, а затем он осознал себя стоящим на деревянном полу.

Таком же полу, какой лежал в генеральском шатре. И, оглядевшись, Хаджар действительно обнаружил себя внутри просторного шатра. Вот только он никак не мог представить, что помимо привычных шкафов, сундуков, кровати и стола-карты найдет приставленное к собственному горлу лезвие клинка.

— Неужели вы думали, что я вас не узнаю, мой принц?

Рука Атикуса не дрожала, а в его глазах не было ни тени сомнения.

Глава 237

Несколько секунд Хаджар осознавал происходящее.

— Не советую, мой принц, — прервал ход мыслей Атикус. — Если вы думаете, что успеете обнажить свой меч — вы ошибаетесь. Я лишу вас головы раньше, чем ваша мысль доберется до вашей правой руки.

— Я довольно быстр, — криво ухмыльнулся Хаджар.

— Не сомневаюсь, — кивнул Атикус.

Они стояли по центру объемного шатра. Только теперь Хаджар заметил, что это помещение примерно в полтора раза превышало то, в котором жил он сам. Судя по глухим отзвукам, доносившимся с улицы, а также по количеству снега у края полога — они все еще находились в Белом Лесу.

— Первым делом необходимо узнать обстановку, — произнес Атикус и слегка надавил на меч. По горлу Хаджара зазмеилась алая струйка. — Я рад, что вы помните мои наставления, принц.

Напоминание о том, что когда-то маленький принц сидел на коленках прославленного генерала и с открытым ртом слушал его рассказы, подействовали едва ли не как хлесткая пощечина. А Хаджар, натерпевшийся этих пощечин в неисчислимом объеме, мог вспылить лишь от одного вида этого “жеста”.

— Вот только среди этих наставлений я не помню уроков предательства, — едва ли не прорычал Хаджар.

Теперь уже пришел черед Атикуса дернуться в сторону. Всего лишь этого краткого мгновения, когда клинок противника меньше чем на миллиметр отодвинулся в сторону, хватило Хаджару, чтобы обнажить свой меч.

Сверкнула сталь, упали на пол алые искры, и два воина встали друг напротив друга. Их мечи, как взгляды, как, пожалуй, и сами души — скрещены в ожидании битвы.

— Вы действительно быстры, мой принц. — Атикус оказался слегка ошарашен. — Возможно, вы быстрее всех, с кем мне доводилось сражаться.

— Тогда ты можешь надеяться, что и смерть твоя тоже будет быстрой. — Теперь Хаджар уже не сдерживался. В его глазах танцевал разъяренный дракон, а из глотки доносилось нечеловеческое рычание. — Но этого я пообещать не смогу.

Хаджар ожидал всего, чего угодно, от прославленной техники Атикуса “Удар, рассекающий небо”. Хаджар своими глазами видел, как этой техникой Атикус на расстоянии в сорок шагов рассек надвое огромный валун. Для Хаджара того времени это было сравнимо с подвигами легендарных героев.

Был готов Хаджар и к тому, что Атикус применит какой-нибудь подлый трюк. Что где-то здесь спрятаны ловушки или ядовитые дротики. Но то, что сделал предатель, выходило за рамки понимания Хаджара.

На лице Атикуса отразилась тяжелая усталость. Такая, как если бы он веками держал на своих плечах целый мир или хотя бы — кусочек неба. Губы изогнулись в печальной улыбке, а рука впервые дрогнула.

Выпал меч, столь же прославленный, как и его хозяин. С глухим стуком он вонзился в деревянный настил. Пару раз качнулся и застыл.

Безоружный Атикус стоял напротив Хаджара. Он раскинул руки в стороны и будто был готов обнять и приласкать идущую к нему смерть.

— Мой принц, я мертв уже почти пятнадцать лет, — прохрипел Атикус. По его правой щеке сбежала маленькая, скупая мужская капля. Капля, в которой было сосредоточено столько боли, что она могла бы литься проливным дождем в течение целого месяца. — Я совершил ошибку, мой принц. И эта ошибка стоила мне больше, чем жизнь. И сколько бы я ни старался, мне не искупить свои грехи.

Хаджар всмотрелся в черные глаза кумира детства. В них он не обнаружил ни гнева, ни ярости, ни даже готовности к битве. Только усталость. И сожаление. Океан сожаления, омывающий берега вселенной боли.

Атикус страдал и, возможно, был рад тому, что его могут лишить жизни. Возможно, он даже хотел этого. Хотел куда больше, нежели сам Хаджар хотел убить предателя.

— Расскажи мне правду, — уже несколько спокойнее сказал Хаджар, убирая меч в ножны. — Расскажи мне, почему Примус предал моего отца и почему ты ему в этом помог.

— Это долгий рассказ, мой принц. И он не принесет вам ни облегчения, ни радости. А я уже слишком сильно задержался на этой земле. Суд моих праотцев и клеймо бесчестия слишком долго ждут меня. Давайте закончим с этим.

Глаза Хаджара сверкнули подобно двум острым клинкам.

— Если уж ты так сожалеешь о содеянном, Атикус, то поостерегся бы врать мне. Ты не меня хочешь уберечь, а сам не желаешь вспоминать прошлое.