Сердце двушки

Рина вскрикнула, выронив все, что принесла с собой. Родион равнодушно оглянулся на нее и опять тюкнул пчелу. Пчела, несмотря на свою чрезвычайную плотность, все же страдала от ударов. Ползала уже не так резво, и одна из ног, кажется, была уже расплющена, и пчела таскала ее как нечто чужеродное.

– С ума сошел! Перестань! – крикнула Рина и, вырвав у Родиона молоток, швырнула его через весь чердак.

– Ненавижу! Ненавижу все это! – глухо отозвался Родион.

– Что ты ненавидишь?

– Все! Уйди! – Родион отодвинул ее и медленно, как зомби, двинулся за молотком.

– Думаешь, Гай сильно огорчится, если ты прибьешь свою пчелу? Зачем ты делаешь то, что приятно ему? – быстро спросила Рина.

Родион остановился, поднял голову и внимательно посмотрел на нее. Должно быть, эта мысль никогда прежде ему не приходила.

– Да, – сказал он. – Ты права. Гай. Опять Гай! Везде только Гай! Давно пора с этим покончить. Чего тянуть? Получится – так получится! Нет – так нет! – Он подошел к своему гамаку и, ногой выдвинув ящик, достал из него шнеппер. Взвел его и зарядил. Потом в том же ящике нашел еще какую-то непонятную штучку и быстро спрятал ее в карман.

Рина с недоумением смотрела на него, не понимая, что именно он делает.

Спрятав шнеппер в сумку, Родион отодвинул Рину с дороги, наклонился чуть вперед, чтобы не цеплять балки, и быстро пошел по чердаку. Рина заторопилась за ним, пытаясь забежать вперед, но не успевала. Родиона она догнала только на улице. Он стоял на газоне рядом с кучей желтых листьев и сердито смотрел на Горшеню, который, растопырив руки, преграждал ему путь. Распахнутый рот, янтарные пуговицы глаз, бараний тулуп – Горшеня являл собой саму решительность.

– Я Горшеня – голова глиняная, пузо голодное! Не ходи никуда, а то съем! – торжественно произнес он.

– Уйди! Разнесу!

– Пузо голодное! Не ходи никуда! Добра не будет! – упрямо повторил Горшеня и, честно собираясь глотать, протянул к нему руки.

Однако, раньше чем Горшеня схватил его, Родион отпрыгнул и телепортировался. И добра действительно не было.

Глава двадцать первая. Дверь в Кубинку

Люди делятся на две большие группы: на тех, кто может заставить себя делать то, что им не хочется, и на тех, кто идет на поводу у своих желаний, придумывая различные оправдания. Кто не хочет – ищет отговорки, кто хочет – возможности.

Главные понятия, которые надо сформировать у себя, – это «МОЖНО» и «ЗЯ». Остальные понятия сформируются сами.

Из лекций Кавалерии

Родион бродил по переулкам в районе метро «Третьяковская» и, вставив в глазницу матовое стеклышко прыгуна, всматривался в стены домов. Он слышал, что где-то здесь находится ведьмарская дверь, ведущая напрямую в Кубинку, к Гаю. В принципе, попасть туда можно было через промежуточные двери, но рисковать он не хотел. В кармане у Родиона лежало то, что, как он надеялся, могло помочь Гаю прямиком отправиться в болото. Но могло отправить в болото и самого Родиона.

Это был белемнит, напоминающий маленький кинжальчик, острый и хрупкий. Кинжальчик был вплавлен в стенку болота, в тоннеле, и сам собой оказался в руке у Родиона во время одного из нырков, когда Афродита, шарахнувшись, едва не впечатала Родиона в стенку болота. Не успей Родион чудом вцепиться в белемнит и обломить его, кинжальчик вонзился бы ему в тело.

Вещь была уникальная. Она не только доказывала, что в задохнувшемся мире когда-то были океаны и кипела жизнь, но и могла отправить в болото практически кого угодно.

И вот Родион искал дверь, которая доставит его прямиком к Гаю. Некоторое время спустя он эту дверь обнаружил. Располагалась она в полукруглом дворике, где к красивому особняку были пристроены два пузатых флигеля. Дверь – настоящая, не нарисованная, не нацарапанная, а деревянная, много раз прокрашенная и все равно облезшая, – была видна не только в стеклышко прыгуна. Располагалась она на уровне третьего этажа. Под дверью была голая стена без малейших признаков лестницы. А над дверью – грязный жестяной козырек крыши. Родион смотрел на дверь – и не верил, что все может быть так просто: в центре города, рядом с людной улицей просто дверь торчит себе прямо в стене, явно никуда не ведет, и никто не обращает на нее никакого внимания.