Сердце двушки

И оттуда, из-за гряды, быть может, с сердца двушки, Кавалерия заботилась о них, зная, о чем они могли бы попросить, но не просят, потому что не умеют и недостаточно верят. Очень хорошо иметь за грядой своего заступника.

– А что будет здесь? У нас? – спросила Рина.

– У нас? – отозвался Ул. – У нас, чудо былиин, все будет попугайно! Вместо Гая – Белдо… Не Секач же и не Лиана. Псиос эльбам выгоднее передавать через Дионисия. Он и инкубаторов ищет, и личинки подселяет. А уж про ШНыр… не знаю… последние новички вроде ничего! А там подождем нового вылета пчел и посмотрим что к чему! Жизнь продолжается!

Поднимались они долго, пользуясь интуицией Юли, картами и изредка угадывая впереди, по мелькающим точкам фонарей, идущего с первой группой Шарманщика. Зомби их не тревожили, хотя в коридорах кто-то непрерывно скрежетал и завывал. Кроме того, дважды попадались растерзанные упыри. Рядом с одним из них валялись раздавленные очки Гамова, но сам упырь был не Гамов, а какой-то другой. Кажется, бывший принц красоты защищал их, и это было хорошо. Ну до того момента, пока Родион не спросил вслух, почему упыри растерзаны. Их что, ели? Это испортило Насте настроение.

Витяра щипал себя за уши и вертел мочки, чтобы не плакать. Но все равно плакал. Он вспоминал о Кавалерии и во всем винил себя.

– Бот ты буся! – жалобно повторял он. – Бот ты буся!

После нескольких часов тяжелого пути они вышли в одном из старых залазов рядом с Наумовом. Вроде бы до Копытовом отсюда было недалеко, каких-то девять километров грязным лесом, но все были слишком измучены, чтобы добираться до ШНыра пешком. Боброк шатался. Рина не понимала, как он вообще переставляет ноги. Вцепился в молодое дерево и, кажется, плохо осознавал, что это именно дерево, а не его топорик-валашка. Рина по кентавру связалась с Кузепычем и попросила у него приехать за ними. Кузепыч обещал, что приедет на маршрутке. Рина не поняла его и переспросила. Кузепыч еще раз терпеливо повторил, что на маршрутке («Вас же много, якорный пень!»), и только тогда Рина поняла, о чем он.

Пока Кузепыч разговаривал с ней, поблизости угадывался рокочущий взволнованный голос Суповны. Рина опасалась, что Суповна спросит про Кавалерию, и была рада, что ее кентавр разрядился раньше. Пусть узнают позже. Странная штука жизнь! Кавалерия на двушке, за грядой, а оплакивать ее Суповна будет по полной программе. Много посуды разобьет, много слез прольет. Люди плохо понимают, что такое вечность. Вот и она, Рина, не понимала, хотя много раз бывала на двушке.

Они стояли под деревьями рядом с грунтовой дорогой. Дорога круто сворачивала к лесу, и там, где она сворачивала, была глубокая колея от множества машин. Они здесь застревали, их кое-как вытаскивали, новые машины начинали объезжать по большему радиусу, и колеи бесконечно троились, четверились, накладывались друг на друга.

Сейчас во многих колеях лежал снег, успевший выпасть, пока они были в Подземье. Снег припорашивал сверху влажную грязь, и казалось, будто ее вовсе нет. Это был еще не настоящий снег. Что-то в нем было такое тренировочное. Завтра он растает. Потом опять выпадет, и снова тепло на короткое время победит его. Но по большому счету уже ясно, что Подмосковье торжественно готовится к зиме. И зима эта будет долгой и морозной, раз снег выпал так рано. Все будет казаться застылым, мерзлым, бессмысленным, неподвижным. Чудиться будет, что зло победило – да и что нет вовсе зла, а все лишь вариативность бытия, лишенного смысла и где-то в бескрайних границах своих сливающегося с пустотой.

Все завалит до самого Копытова. Все пространство между этим лесом и тем, что виднеется вдали как подкова, превратится в стылую долину. А потом вся природа и ШНыр будут ждать весны. Будут ждать и не верить, что весна придет. После же, когда уже и ждать ее перестанут, зима эта треснет, как оберточная бумага. Мертвые деревья оживут. Родившись в сокровенном сердце двушки, хлынет бесконечный свет, стирающий границы миров, сливающий их в единое целое, и никто никогда не вспомнит больше о страданиях и о зиме. А теперь главное – выстоять и дотерпеть.

А сейчас шныры просто стояли и, как новички на «Планерной», ждали, пока за ними приедет маршрутка № Н. И она не застрянет в грязи, хотя и испытывает пожизненные сложности с вращением колес.