Читаем Сердце джаза полностью

Ее лицо как картина, которую долго разглядывают, пытаясь понять; ее лицо как слово, которое повторяют до тех пор, пока оно не обретет смысл. Стеффи сама это придумала, и иногда ей кажется, что она – не она.

– Я та, кто я есть, – говорит она своему отражению в зеркале и наблюдает, как шевелятся ее губы. Словно пытается убедить себя в собственной идентичности.

Сейчас она в школе, где считается уродкой. Впрочем, она не заморачивается на этом. За минуту до обеденного перерыва она выходит из туалета и идет на занятия по обществознанию.

Шелстрём полагает, что все уже выбрали тему для проекта. Когда он говорит об этом, большая часть класса поднимает головы, чтобы пуститься в объяснения, почему еще не определились.

«Отговорки, – пишет Стеффи в своей тетради. – Оговорки… Тараторки… Фантазерки».

– Нет, – слышит она усталый голос Шелстрёма. – Вы не можете делать проект по весенней моде, потому что это не связано с наукой.

– Но ведь это тоже изучают, – пытается аргументировать Санджа. – Получается, что и это наука.

– А Морган и Лайнус? Почему вы ничего не выбрали?

– Дело в том, что мы еще не определились, делать проект по математике или по физике. Да еще брат Лайнуса выступал по телику…

«Все эти отговорки», – пишет Стеффи следующую строчку и слышит музыку в голове. Та же басовая линия, что и в «Кларнете», только совсем другая мелодия.

«Вся твоя мораль и долг – туфта, когда перед тобой – такая красота».

– А ты, Стеффи?

Стеффи икает и закрывает тетрадь рукой.

– Не знаю – говорит она, чтобы как-то отвлечься от звучащей в голове музыки. – Ничего не приходит на ум.

Шелстрём поворачивается и быстро подходит к кафедре.

– Тем, кто не может определиться, – говорит он, – предлагаю выбрать тему из имеющегося у меня списка. В четверг все должны представить четкий план проекта. Все ли помнят, что такое выпускной проект? – делает он ударение на слове «выпускной».

Согласно списку, Стеффи может выбрать между глобальным потеплением, Швецией во время Второй мировой войны и приматами. Ну что же… Ее уже и так заклеймили «лесби», «шлюхой» и «вонючкой», так что добавлять к дразнилкам «обезьяну» по крайней мере неразумно.

Она ставит свое имя напротив темы о Второй мировой войне и в то же мгновение придумывает окончание своего стиха:

«…такая красота. Раскрой им глаза».

В голове стучат барабаны, и она уже слышит начало припева.


Она пытается показать текст учителю музыки. Его зовут Торкель, и он равнодушен к бас-гитаре. У него есть классическая гитара, которая стоит девять тысяч шведских крон, и есть жена, которая держит его в Бьорке. На уроках Торкеля можно узнать почти все о его садовой мебели, о его отвращении к зеленому винограду и необычных обманах зрения. Обсудить тему игры на басу – об этом можно забыть.

Торкель просматривает ее стих и кивает.

– Меня тоже бесят отговорки. Ну-ка, посмотрим. На прошлой неделе тебе нужно было выучить тридцать четвертую страницу.

– И отработать шагающий бас.

– Да, но сейчас я говорю о домашнем задании. Надеюсь, ты обойдешься без отговорок?

Он подмигивает ей, будто читает ее мысли.

Стеффи открывает тридцать четвертую страницу нот.

Когда можно перейти к шагающему басу, у них остается всего пять минут. Ей удается показать переход между B и E, Торкель смотрит на часы и говорит:

– Именно так.

Но она не дура. Она знает, что это значит: занимайся сама.


Альвар теперь смотрит в окно значительно чаще, чем раньше. Можно было бы подумать, что он стал похож на несчастных стариков, чьи самые яркие моменты дня сводятся к пробегающим по улице кошкам и проезжающим на самокатах детям. Но нет. Он точно знает, кого высматривает. На днях мимо проходила Стеффи, и из ее рюкзака торчал кларнет, что его несказанно порадовало. А сегодня она с гитарой в чехле.

Альвар приоткрывает окно и включает музыку. Не Повел Рамель, конечно, но, возможно, это тоже привлечет внимание Стеффи.

К его радости, девочка останавливается и поворачивается к окну. Он радостно машет ей рукой.

Стеффи врывается в его комнату как ураган – с грохотом. Эррера – испанская, а может, южноамериканская фамилия, это объясняет цвет ее глаз и волос. Похоже, она чувствует себя как дома. Достает инструмент из чехла и смотрит на него.

– Привет.

Альвар кивает, а она говорит:

– Я хотела попрактиковать шагающий бас, но мой учитель не особо вдохновлен.

Поразмыслив над ее словами, Альвар приходит в негодование.

– За семьдесят лет ничего не изменилось! Что же ему тогда нравится, если не шагающий бас?

– Ноты.

Он поднимает брови.

– Ну так?

– Что?

Альвар кивает на бас-гитару.

– Ну?

Для него, в отличие от Торкеля, игра на басу – дело стоящее. Он широко улыбается и выбивает указательными пальцами ритм на подлокотнике кресла.

– Я переходила от Е к А, и у меня не получалось, – говорит вдохновленная Стеффи.

Она показывает, и Альвар задумчиво втягивает нижнюю губу. Затем предлагает ей сместиться вверх.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство