– Семь лет назад меня выбросило из Раруна прямиком в Лаарэн. Я была напугана, растеряна и почти звено бегала по незнакомым мне улицам, не понимая чужого языка и причин, по которым за мной гоняются странные парни. Как потом выяснилось, то были местные Хранители Дверей, которые пытались мне помочь. Но поняла я это только после того, как сломала пару носов. Когда мы все-таки смогли найти общий язык, Хранители попытались вернуть меня домой. Они открыли кучу новых Дверей, но ни одна не вела на Рарун, поэтому мне пришлось задержаться. Я выучила местный язык, устроилась на работу садовником в императорском парке – Хранители хотели, чтобы я была у них на виду. И все было замечательно, пока я не узнала, что Гехейн исказил меня. – Эсса опустила потемневший от печали взгляд к своим ладоням. – Один из строителей, работавший над восстановлением разрушенного дворцового крыла, сорвался со стены, и я попыталась его исцелить. Но вместо того, чтобы поделиться с ним жизненной силой, я случайно ее отняла. Как оказалось, Гехейн отравил мои руки – теперь я не могу касаться Силой никого, кроме самой себя, да и на своем теле не способна залечить ничего крупнее царапины.
Эсса сокрушенно вздохнула. Никто ее не перебивал, не торопил, и когда она вновь набралась сил, то продолжила:
– Естественно, меня без разбирательств кинули за решетку и приговорили за убийство. Я уже распрощалась со своей жизнью, но однажды вместо палача ко мне пришла Маретта. До того дня я видела ее всего пару раз – и то издали. Маретта вытащила меня из тюрьмы, дала крышу над головой, а вскоре стала мне роднее матери. До сих пор не знаю, что именно ее заинтересовало во мне. Поначалу я считала, что ее привлекла моя оскверненная Сила, но она никогда не просила пускать ее в действие и с пониманием отнеслась к тому, что я не желаю ей пользоваться. – Девушка тяжело выдохнула. – Это отвратительное чувство, будто я пью чужую жизнь и на языке остается гнилостный привкус.
– Очень непривычно видеть подобную любовь к Кровавой Графине и преданность ей, – прокомментировал Шейн без тени насмешки или упрека.
– Потому что вы знаете ее лишь по слухам, большую часть которых она же и придумала, – усмехнулась Эсса.
Ночь не спешила размыкать своих объятий, мягким теплым покровом она опустилась на плечи, и еще долго наша беседа не умолкала под любопытным взором звезд. Эсса мечтательно предавалась воспоминаниям, а Шеонна в очередной раз поведала о нашем приключении – история обросла деталями и окрасилась новыми красками, каких в ней не было еще пару часов назад, когда ее слушал Эспер. Но какой бы уютной ни хотела казаться ночь, я не могла расслабиться и насладиться ее спокойствием – слова, не так давно произнесенные ведьмой, неприятно, будто когтями по стеклу, скрипели на задворках сознания.
«Что нам теперь делать?» – обессиленно спросила я.
«Сегодня отдыхать. А о дальнейшем мы подумаем завтра», – ответил Эспер и ободряюще уткнулся носом в мою ладонь, согревая дыханием кожу сквозь грубую повязку.
Но наступивший день не принес с собой никаких разумных решений. Время неторопливой рекой протекало мимо, я бессильно барахталась в его горьких водах, пронизанных тревожными вопросами, и не знала, к какому из берегов грести: ни на одном не было ответов.
Мы задержались в доме Кассии на несколько дней. И единственное хорошее, что они принесли, – отдых, так необходимый нашим изнуренным телам. Я уже успела забыть о том, с какой легкостью ноги могут отрываться от земли, а спина – разгибаться без мучительной ломоты и тяжести в плечах. Ступая по прохладным половицам, я словно училась ходить заново: при каждом шаге истерзанный долгой дорогой разум замирал в ожидании колкой боли в ступнях, но вместо нее приходила блаженная легкость, волнами разливающаяся по телу.
Эспер тоже стремительно восстанавливал силы: еще недавно хрупкий, истощенный зверь стал заметно крепче, и под рыжей распушившейся шерстью вновь чувствовались упругие мышцы.
Казалось, что наша жизнь налаживалась, медленно сворачивая в прежнее спокойное русло. Но как бы ярко ни светило солнце, заливая комнату золотыми лучами, я все равно тревожно вглядывалась в окно в ожидании черных туч.
С той ночи Кассия не сказала и слова. Она не вспоминала ни о Сердце, ни о Клаэрии, ни о Беспокойном море и даже о помощи, которую нам обещала. Ведьма будто вовсе забыла о нашем присутствии и все свое время проводила в оранжерее – небольшом стеклянном здании с мутными окнами на противоположном берегу бурной мелководной речки, протекающей за домом.
К моему удивлению, Шеонна оказалась единственной, чьего общества Кассия не избегала и чьих пытливых взглядов не игнорировала. Подруга подолгу пропадала с ведьмой среди пестрых клумб и пыльных кадок с шипастыми кустарниками, пока мы с Эспером утрамбовывали ногами разросшуюся на заднем дворе траву и до последней нитки и шерстинки мокли в холодной реке.