Сердце фавна

Я нахмурилась, все еще не понимая, к чему она клонит. Доктор продолжила:

— Я сама его не проходила и никто из моих близких знакомых, это все пережитки прошлого. А у малознакомых мы такими интимными вещами не интересуемся. Для нас это таинство. Но факт остается фактом: обряд существует и действует.

— Как? — я сглотнула ставшую вязкой слюну.

— Пока муж и жена находятся рядом, это, во-первых, продлевает жизни обоих супругов за счет постоянного энергообмена. Во-вторых, делает их почти не подверженными болезням. В-третьих, если один из них по каким-либо причинам оказывается при смерти, то другой действует как якорь, оттаскивая от края. Этим раньше часто пользовались охотники на монстров. Получая ранения в схватках с чудовищами, они могли дотянуть до дома, где касались жен и получали быструю регенерацию.

— Касание — это что в вашем понимании? — спросила я, а моя рука дернулась к виску, где у меня буквально за несколько часов, проведенных рядом с полковником, исчез серьезный синяк, а с ним, похоже, и последствия черепно-мозговой травмы.

Она пожала плечами.

— Да все что угодно: физические прикосновения, поцелуи…

— Секс?

— И секс в том числе, во время близости энергообмен идет особенно эффективно.

— Но если все так хорошо, почему вы говорите, что почти никто больше не проводит такие обряды?

— Потому что если один из пары умирает, через непродолжительное время умирает и второй. Это неизбежно.

Мы немного помолчали, а потом доктор продолжила:

— У меня есть лишь одно предположение, почему с вами так произошло: пересаженное сердце принадлежало женщине, чей муж находится где-то в тюрьме. Охранник или заключенный, быть может? Вам не обязательно даже было касаться его, достаточно находиться рядом, чтобы все работало. Вы могли бы прожить много лет вдали от него. Но чувствовали бы постоянную тяжесть, усталость, недомогание.

Я кивнула.

— Так и было, но я всегда думала, что это нормальное состояние для человека, которому пересадили сердце. Была благодарна уже за то, что живу. Но недавно все изменилось. Как будто я глотнула свежий воздух.

— Знаю, трудно понять, кто это, ведь вы виделись с таким количеством народа там, в тюрьме, но все же… О, темный бог, я даже не знала, что это работает, когда фавн умирает! Хотя все логично… Привязка-то идет на сердце, а если оно до сих пор живо, то… Вам нужно понять, кто это! Потому что через некоторое время, находясь вдали от сердца вашего, скажем, энергетического супруга, вам снова станет хуже. Возможно, приступ спровоцировал не только шок от вчерашнего, но и резкое отдаление от сердца, к которому привязано ваше.

Она говорила и говорила, а я уже точно знала, кто этот фавн.

— Доктор Лендриж, вы давно работаете в тюрьме? — вдруг спросила я ее.

— Да, уже пять лет, ровно с момента ее основания.

— А когда у полковника Стонда умерла жена?

Фавна прикрыла рот рукой, кажется, придя к тем же выводам, что и я.

— Это было… Я… я сейчас вам точно скажу! — она вытащила из кармана телефон и стала лихорадочно что-то искать. — Вот! Это случилось пятнадцатого апреля.

Я прикрыла глаза и откинулась на высокую подушку. Все сходится. В этот день мне провели операцию.

Мысли — одна хуже другой — беспощадно врезались в еще не окрепший после вчерашнего потрясения ум.

— Нужно сообщить полковнику, — растерянно сказала фавна и начала подниматься с кровати, но я резко схватила ее за руку.

— Нет, прошу вас! Не нужно пока ему ни о чем говорить. Я должна все обдумать в одиночестве. Пожалуйста, доктор! — взмолилась я.

Она серьезно посмотрела на меня и кивнула.

— Хорошо, сами скажете, когда посчитаете нужным. А я пока сообщу следователю, что вы сможете поговорить с ним только завтра. Сегодня отдохните.

Я видела, как она снова тянется за каким-то препаратом в шприце, который лежал на тумбочке уже набранный и готовый к использованию.

— Это снотворное?

— Да, вам нужен отдых.

— Пожалуйста, не надо. Я не хочу сейчас спать. На кону стоит моя жизнь, слишком о многом нужно поразмыслить.

Лендриж вздохнула.

— Как скажете.

— И еще одно. Вас не затруднит узнать, в каком состоянии сейчас находится мой муж?

Она кивнула и кому-то позвонила.

— Состояние без изменений, мне жаль, что не могу вас ничем порадовать, Ания.

— Спасибо, доктор.

— Сара, — сказала она. — Можете звать меня по имени.

***

Почти всю ночь я не сомкнула глаз. Мысли терзали меня, от них пухла и раскалывалась голова. Меня в буквальном смысле уже мутило от того, что происходило внутри.

Никогда не считала себя сильно религиозной, но в те ночные часы я молилась. Богу, Вселенной, каким-то неведомым силам. Молилась, чтобы Алес остался жив. Я уже не видела в нем того мужчину, с которым хочу жить, но от этого он не перестал быть мне родным человеком. Тем, с которым мы многое прошли, и которому я от всей души желала счастья.

Но я не переставала думать и о Греге. Только если до того мысли о нем вызывали на лице улыбку, теперь все нутро выворачивалось наизнанку.