Сердце феникса. Все исправить

Нет. Лёш, нет... ты не можешь так уйти! Ты не можешь меня оставить! Из-за... нет. Нет, нет, нет, нет... Нет! Что-то пытался сделать Феникс, но она не слышала и не понимала. От застилающей боли мутилось в глазах, останавливалось сердце. Лёша, Лёша...

— Лина... девочка, очнись! Лина...

— Заткнись, Данечка, все идет как надо, и мы неплохо проведем время. Надень-ка на нее наручники... надень, кому сказала!

— Катись к дьяволу!

— Ах ты, тварь упертая...

За спиной — звук удара и яростный вскрик, и что-то шипит разъяренная Лиз, пытаясь отпихнуть вцепившегося в нее Даниила, Лина должна отпустить Лёша, чтобы... чтобы Лиз больше никого не могла убить.

— Подожди меня немножко, Лёша, хорошо? Я сейчас…

Еще раз коснуться лица, еще раз тронуть непослушные волосы... и встать. Повернуться, позвать нож. Посмотреть в ненавидящие глаза. Отец держал Лиз за руки, не давая ей пустить в ход нож, а она рвалась, выплевывая угрозы вперемежку с ругательствами, не понимая, почему именно сейчас в артисте проснулся воин...

— Ненавижу! Ненавижу! Отомщу! Всем! Тебе первому! И ей! И твоим щенкам! Всем! Ненавижу-у-у-у!

Нечеловеческим, бешеным усилием она все-таки отбросила от себя Даниила, вскочила... и вдруг замолкла. Застыла на половине движения, подняла руку к груди, уронила, не дотянувшись. И с хрипом рухнула на пол.

В дверях стояла бледная Мила.

Психологи советуют: когда на душе смутно и мир кажется не лучшим обиталищем, надо чем-то заняться. Они много чего советуют, начиная с уютного пледа и кончая транквилизаторами, но Мила всегда выбирала действие, а не валяние под пледом. В конце концов, на руках семья, особо не поваляешься.

Вот и сегодня, когда вся станция плюс лаборатория дружно уговорили ее пойти домой, она автоматически прикинула, что купить по дороге и как лучше использовать нежданный полувыходной. А потом сердце вдруг заныло так, что она махнула на все рукой и перенеслась прямо в квартиру. В кухню. Травяной сбор, который она заваривала, когда пропал Дим, все еще лежал на ближней полочке — чувствовала же, понадобится. Людмила потянулась за своим успокоительным, машинально прикидывая, насколько ей хватит запаса, если обожаемые детки и дальше будут выкидывать такие фортели... замерла, когда дом прорезал отчаянный крик.

— Лёша-а-а!

Травы с шорохом посыпались из разом ослабевших рук...

Мила с трудом узнала голос Лины, потому что никогда не слышала в нем такого отчаяния и такой боли. Крик, задушенное рыдание, чей-то злобный хохот... здесь, в доме. Наверное, так чувствуют себя смертельно раненные. Еще ничего не болит, но уже ощущение необратимости потери...

Ты еще живешь, но мир уже подернулся какой-то завесой нереальности.

Людмила не помнила, как оказалась у двери в гостиную. Прямо у входа боролись двое — смутно знакомый смуглый мужчина и светловолосая женщина, портрет которой ей показывал Лёш... а дальше... а дальше...

— Лёш?.. — выдохнули помертвевшие губы.

Ярость, отчаяние, страх за сына и материнская любовь — все это сплелось в душе женщины в огненный клубок. И этот клубок сорвался с рук — а ведь раньше Людмиле никогда не давалась огненная магия — и, разбрызгивая белые и голубые искры, полетел в женщину.

Никогда раньше не била в спину. Никогда не убивала...

— Лина, Лёш... он...

Девушка подняла на нее черные, странно отрешенные глаза:

— Простите.

— Лина... это мне просить прощения. — Мужчина, не обращая внимания на раненое плечо (на два удара ножом Лиз все-таки хватило), присел рядом с телом. — Безнадежно...

— Что здесь произошло? — Мила задыхалась. Незнакомая острая, безысходная боль рвала ее на куски. — Что здесь было?

Лина не ответила. Она снова опустилась на колени, и смуглая рука бережно-мягко коснулась каштановых волос... Ласково. Нежно. Прощально...

— Я не... Что это?!

Тело Лёша таяло. На миг оно стало совершенно прозрачным, засветилось, а йотом рассыпалось пеплом. Черным пеплом.

Короткий задыхающийся вскрик. Огромные глаза Лины, полыхнувшие неистовой надеждой. Качнувшийся под ногами пол, над которым кружит-кружит-кружит горячий пепельный вихрь. И шагнувшая из этого вихря фигура человека...

— Л-Лёш?..

Зеленые глаза виновато блеснули.

— Извините, что так напугал...

— А что здесь происходит?

— Лина, ты разве не объяснила про дар Избранника? — Лёш потер ладонью пострадавшую от подзатыльника шею. Все-таки матери иногда реагируют слишком эмоционально.

Лина оторвалась от действия регенератора на плечо отца:

— Я? Ты считаешь, что я в такую минуту способна была об этом помнить?

— Какой дар? — донеслось из угла. О...

Дим, Вадим, Александр — все мужчины семейства Соловьевых примчались домой. Должно быть, Дим почуял беду, случившуюся с младшим братом, и уже связался с остальными.