Сердце и душа

К дню венчания Барбара и Давид стали закадычными друзьями. Они уже успели сходить в театр, прогуляться по Лиффи, доехать на поезде до моря, там Барбара показала, где живут известные поп-певцы и актеры.

Ему было интересно все, включая Барбару.

Она рассказала ему о платье и своих опасениях, что молния может разойтись.

— Давай тебя в него зашьем? — предложил Давид.

— Ты шутишь?

— Вовсе нет. Я сделаю большие стежки петлями, чтобы ты могла дышать. Ты там танцевать будешь?

— Танцевать? Давид, если я хотя бы проберусь по этому проходу, я больше никуда не сдвинусь.

— Погоди, вот проделаю швейную работу, тогда посмотришь, — обещал он. — Будешь плясать до рассвета.

Обе матери молодоженов поздравляли друг друга, что все сложилось.

— Хорошо, что ты поговорила с Декланом, — сказала Морин.

— Я тут ни при чем, это все ваша чудесная девочка, она такая разумная, — не осталась в долгу Молли.

— Сдается мне, что и я тут ни при чем, Молли. Мы ее всегда побаивались.

— Она милейшая и нежнейшая девочка на свете, — уверенно заявила Молли Кэрролл, и не в первый раз мать Фионы удивилась, сколь разные свои лица мы показываем разным людям.

* * *

Фиона проснулась утром самого главного дня и обнаружила сестер, стоящих возле ее кровати.

— Мы тебе принесли яичницу и тост, — сказала Кьяра.

— И свежий апельсиновый сок, — добавила Шинед.

— Большое спасибо, девочки. Я буду скучать по вам, — растрогалась Фиона.

— Не стоит, мы к этому не привыкли, — покачала головой Кьяра.

— Я пошутила, не пугайся. Когда приедет Барбара?

— Она внизу, пьет кофе с мамой. Она потрясно выглядит.

— Она уже одета?

— Ага, вся такая нарядная. Говорит, чтобы ты не торопилась. Иди прими душ, а она потом придет сюда и поможет тебе.

— Если я съем еще что-нибудь, ей придется зашить меня в платье.

— Это с ней уже проделал твой друг Давид. Она маме рассказывала.

Фиона покачала головой. Обе ее сестры были глуповаты. Вечно они ничего не могут понять толком.

Возле церкви, когда приехали Фиона с отцом, собралась толпа. Отец Флинн призвал всех подойти и приветствовать свадьбу. Обнаружились даже журналисты и фотографы, спрашивавшие, откуда приехали невеста и жених. Их разочаровали, что оба — дублинцы.

Пресса надеялась на что-то более экзотическое, может, какие-то знаменитости женятся.

— Спасибо за все, папа, — сказала Фиона у дверей церкви.

— Я передать не могу, как счастливы мы с матерью сегодня. Когда мы думали… — Он замолчал.

— Давай не будем думать о таких вещах сегодня, папа, — сказала Фиона.

— Как тебе удается сохранять такую безмятежность? — прошипела Барбара.

— А как ты влезла в это платье? — прошипела в ответ Фиона.

— Давид меня в него зашил с утра. Он прелесть, этот Давид. Почему ты мне никогда не рассказывала о нем?

— Я тебе рассказывала, — возмутилась Фиона. — Я поэтому и поселила его к тебе в квартиру.

— Девочки! — очень твердо сказал Фионин отец. — Хватит, уже музыка играет. Надо идти по проходу.

Солнце светило в окна здания, некогда бывшего кондитерской фабрикой, и Фиона услышала музыку. Если бы даже от этого зависела ее жизнь, она не узнала бы, что там играют, хотя сама выбирала произведение. Она увидела, что все в церкви встали, а от алтаря им кивает отец Брайан.

Они пошли.

У алтаря Деклан обернулся. К нему, как в замедленной съемке, приближалась прекраснейшая в мире девушка. Она выглядела ослепительно в платье классического покроя из индийского шелка, в руках у нее был букет из желтых и белых роз. И хотя материал был не бог весть какой, казалось, что его шил какой-нибудь великий кутюрье, смотрелось это просто великолепно, хотя все знали, что его шили Аня с матерью.

Церковь была переполнена, но Фиона ни разу не оглянулась вокруг: она шла к Деклану с сияющей улыбкой во все лицо. Через несколько мгновений она собиралась стать его женой.

Деклан на пару секунд закрыл глаза от осознания чуда происходящего.

Хилари было все равно, кто увидит ее слезы; она даже не вытирала лицо.

Клара ощутила, как из уголка ее глаза выкатывается слеза, и, к ее изумлению, Фрэнк Эннис подал ей платок.

Среди прихожан могло быть с полсотни подобных сцен, но Деклан и Фиона не заметили ни одной. Они не могли отвести глаз друг от друга.

* * *

Отец Флинн просил лишь об одном — чтобы речи были покороче. Один мудрый человек сказал ему, что есть единственное правило, которое стоит помнить: речь не бывает слишком короткой или слишком льстивой. Он сказал это Фиониному отцу, который легко мог растечься мыслью. Он также упомянул об этом Джонни, который как шафер, конечно, чувствовал, что необходимо как-нибудь рискованно пошутить; но в лице отца Флинна он увидел нечто такое, что заставило его придерживаться исходного сценария.

Фотограф Маут Манган был верен своему слову и на диво расторопен. Никому не приходилось даже замирать, чтобы он успел сделать снимок. Отец Флинн взял у него визитку на случай, если его услуги понадобятся вновь.

Зал был убран с поразительным вкусом. Массивные буфетные стойки так и манили к себе, а бесчисленные друзья близнецов делали то, что называлось “практикой”: раздавали напитки и ухаживали за гостями.