Сердце и камень

Оксана вернулась домой с одним желанием: поскорее спрятаться, упасть лицом в подушку и плакать, плакать!.. Но, как она ни старалась скрыть от матери свое настроение, Липа заметила, что неладно что-то с дочкой.

Не часто видела Липа у нее слезы и даже испугалась.

— Что с тобой, доченька? На ферме что-нибудь?

«Одна, одна я во всем свете! Да еще мама... Только она хочет добра, только она болеет за мое счастье!» И Оксана, спрятав лицо у матери на коленях, разрыдалась. Роняла слезы, роняла слова. «Ой, как же это!.. О, за что же это?!» — приговаривала в мыслях Липа вслед за Оксаной.

— И что ж он?.. Бросил?

— Ох, мама, мама!.. Он и сегодня говорил, чтоб мы расписались.

— Ну, так за чем же дело встало? Разве он какой порченый? Агроном, с образованием. Родители у него богатые, в городе квартира.

— Не любит он меня, мама! Разлюбил. А какая это жизнь?.. Какое счастье?

— Глупенькая, глупенькая!.. — У Липы немного отлегло от сердца, и она, улыбнувшись, погладила дочку по голове, как маленькую. — Любовь — это только забава детская. Нагулялась, набегалась с нею да и забыла. А счастье? Женщина никогда не бывает счастливой. Выйдет по любви — пройдет любовь, а вместо нее поселится бедность в хате. И проклинает она свою головушку, грызет мужа. Выйдет за достаток — тоже плачет: зачем не по любви? Только тогда, думает, и была бы счастливой. А все же за достаток лучше. Всякий мужчина — по любви ты или не по любви выходишь — смолоду бесится. А перебесится, перегуляет — привяжется к жене. А она уж тогда — не прозевай момента! — набрось веревочку и веди по жизни, как по пастбищу. Вот тогда достаток-то и к месту. И над мужем главенствовать и хозяйкой в доме будешь.

Оксана поднялась, села рядом с матерью. Она уже не плакала, только всхлипывала.

— Нет, не надо мне такого достатка! — вытерла платочком глаза.

Слова матери не утешили Оксану, а пробудили новую мысль. Слабенькой искоркой сверкнула та мысль. Однако Оксана не гасила ее, хотя и не давала ей разгореться сильнее.

С тех пор дни у Оксаны как осенний дождь: все одинаковы, все невеселы. Отчаяние росло со дня на день. Девчата, подруги, хоть и не смеялись в глаза, но каждый день, словно весенний ручей, размывал между ними ров все глубже и глубже. Она уже и не могла разобрать: это скупое, утреннее «здрасьте» относится к ней или к ее коровам. Пока она еще надеялась на что-то и подогревала себя радостью мести, но надои увеличивались ненамного. Что там жмыховое пойло, когда сено по таким дорогам вдоволь коровам возить не успевали, кукурузные стебли, ботва — прелые, гнилые. Концентратов колхоз получал мало, по райкомовской разнарядке их забирают передовики — «Октябрь» и «Новая жизнь».

А тут еще ко всему Оксанина нервозность, торопливость. Даже самая смирная корова, Волошка, едва выстаивала спокойно до конца доения. К тому же и сам рекорд побледнел в Оксаниных глазах, утратил вою привлекательность.

Оксана теперь спешила побыстрее выдоить коров убежать с фермы. А куда бежать? Дом ей опротивел: там Яринка. Она все просит выслушать ее, говорит о чем-то... Но ее Оксана не будет слушать. И о чем им говорить?

Мать все поучает, все выговаривает, наставляет. Уж и отец стал поглядывать на нее с подозрением.

Вот и бродит она одна по лугам и полям, правду говорит мать, как туча неприкаянная.

Зато никто не видит ее слез, не слышит ее песен. А песни те печальные, тоскливые. Сами слова словно капли незаживающей боли:

О, принесiть менi пролiсок з лiсу,
Синiх и нiжних, як неба блакить.
Годi дурити, вiдкрийте завiсу,
Знаю: недовго лишилося жить.

Бродит Оксана лугом, а там, куда ни ступит, — Олексины следы. Вот здесь, под стогом, сидели они когда-то, этот куст калины обрывали вдвоем, со смехом бросали друг другу ягоды за воротник.

Нет, она не обреченная, она сойдет с его следа. Оксана дала волю искре, что сверкнула в тот тяжелый памятный вечер после ссоры с Олексой. Она пойдет на тот огонек. Во все края едут девчата. Их тысячи, а может, и миллионы. Живут они одни — и счастливы. А она поедет даже не к чужим, к дяде Никодиму. Он ее устроит на завод.

Председатель колхоза, выслушав ее, рассмеялся. Думал, шутит или запугивает, чтоб больше кормов отпускали для ее коров. А когда убедился, что это не шутка, встал из-за стола.

— Ты что же это, Оксана?.. Обещала нам. Мы на тебя такие надежды возлагали! Не сегодня-завтра статью о тебе в областной газете напечатают. Из редакции просили прислать фотографию. Принеси мне...

— Не надо мне ничего. — Оксана смотрела в пол, мяла в руке краешек красного кумача, которым был застлан стол. — Мне справку для паспорта...

Турчин заскрежетал разбитым стеклом на столе, уже совсем сердито взглянул на Оксану. «Девичий каприз. Поцапалась с кем-то, вот и давай ей справку. А кто мне даст справку?.. Кто меня отпустит?..»