Сердце и корона

Оставался один нерешенный вопрос, к которому она боялась и приступить. Королевство нуждалось в правительстве. Кто-то должен был стать первым министром. Кто-то, но не Орсини. Она переговорила даже со стариком Жанери, пытаясь избрать достойную кандидатуру, она присматривалась и приглядывалась к своему новому окружению, но ни на что не могла решиться. Она не представляла, кто может заменить Орсини.

Она обещала наутро на совете объявить имя достойного, но накануне еще не знала ответа. Она полулежала в раздумьях, облокотившись о полированный витой подлокотник, и за многие мили от нее в скромной гостинице покой ее мужа тревожили точно те же мысли. Кто? Кто будет следующим? Кто займет его покои, кто обоснуется в его кабинете? Кто будет заходить к ней в любое время суток и часами утомлять ее путанными расчетами? Прикрывая глаза, она упорно видела Орсини, — Орсини с ворохом бумаг под мышкой, Орсини, удобно развалившегося в ее кресле, презрев или, возможно, не зная правил этикета. Только так она представляла себе своего первого министра, таким, каким она впервые увидела Его — худощавым и немного нескладным, совсем еще юным и чуть-чуть наивным. Господи, да ему и теперь едва исполнилось двадцать семь!

Она даже проявила некоторую заинтересованность в способном энергичном пареньке, рекомендованном ее вниманию, но несмотря на напор и признаки ясного ума, ему недоставало странного обаяния Орсини, которое покорило когда-то ее сердце. Все было не то.

Приближалось время совета, и ей приходилось делать свой выбор. И чем ближе стрелка подползала к одиннадцати, чем яснее в ней зрело решение…

— В королевстве Аквитанском не будет более должности первого министра! Я — королева Аквитанская — своею волей упраздняю эту должность. Отныне и вовеки короли Аквитанские самолично будут управлять государством! Не бывать более двоевластию!

Почтительная тишина была ей ответом. Изабелла обвела взглядом серьезные лица членов совета. Совет без Орсини, совет без Сафона! Она отогнала мрачные мысли. Она должна жить дальше, без тоски, без сожалений о минувшем, без жалости к себе.

Немного позднее она с трепетом в душе повернула ключ в замке кабинета первого министра, — ключ, который он отдал ей, и который она до сей поры продержала под подушкой. Там царил мягкий полумрак — благодаря спущенным шторам. Она заперлась изнутри, словно ее могли застать за чемто неблаговидным. Раздвинув шторы и впустив в комнату неверный свет пасмурного дня, она огляделась с жадностью, словно желая впитать в себя память вещей о прежнем хозяине. Ее пальцы нежно прикасались к холодным корешкам оставленных на полке книг, она брала их по одной, открывая, пролистывая, и с легким сожалением возвращая на место. Было бы странно увидеть среди книг Орсини душещипательные романы, их там и не было. Она выдвигала ящики, перебирая бумаги, исписанные мелкими четкими буквами, аккуратно сложенные в пронумерованные, снабженные ярлычками стопки. Она легко скользила пальцами по ровным строкам, вслед за стремительной вязью чернил. Со щемящим чувством она трогала его чернильницу, его высохшее, непригодное больше для письма перо, и вещи более интимные, — брошенный гребень для волос, шелковый платок с чернильной кляксой посередине, перочинный ножик с налипшими остатками стружек.

Изабелла не могла сдержать горькой усмешки. Как несправедливо было все, что произошло! Что делать с этим ей, — ей, смертельно скучавшей до зевоты от одного словосочетания "сельскохозяйственный налог"? Ведь Орсини не просто нравился вкус власти, он был ее частью. Он был рожден командовать. Он был резковат, но не груб, требователен, но не безжалостен, со здоровой долей деспотичности, необходимой любому, под чьей властью был хоть бы один человек. Его не очень-то любили, несколько побаивались, но не доходя в своем ужасе до дрожи в коленках, рождающей истинную ненависть. А какую радость найдет она в унылых, похожих друг на друга столбцах цифр, — она, едва ли разбирающаяся, идет ли речь о деньгах или о земельных акрах? Только осознание, что она пытается вникнуть в Его работу, разобрать Его записи. Она могла запросто перечислить всех королей Аквитании от начала веков, рассказать обо всех войнах, когда-либо происходивших в мире, и не спутать, какие короли в то время правили, и кто был тогда военачальником. Она никогда не путалась в датах и годах, помнила сотни обычаев, принятых при разных дворах, разбиралась в истории стран, о самом существовании которых мало кто догадывался. И она же с трудом понимала, почему влезая в долги, отдавать приходится больше, нежели взял. Дебри политики и экономики оставались для нее пугающей и таинственной неизвестностью.

------

Грязно-серый, выстроенный из гранита и песчаника Вадебуа неприветливо встретил одинокого путника противным моросящим дождем. Уставший от многочасовой тряски в седле, Орсини медленно ехал по незнакомым улицам, почти не встречая людей. Идея, возникшая у него в голове, поначалу понравилась ему.