Сердце и корона

— Благодарю вас, мадемуазель, — он чуть поклонился. Она помедлила, не решаясь оставить его одного. Но он настойчиво попрощался с ней на пороге, заставив ее уйти. Он не зажег света и в темноте добрел до кровати. Сняв камзол и рубашку, он навзничь упал на кровать. На большее его не хватило. Нагибаться он уже не мог, последнее усилие ушло на то, что бы заползти под прохладное атласное одеяло, и он провалился в сон.

На рассвете он очнулся, чувствуя себя еще хуже, чем накануне. Лежа в душном полумраке, он испытывал тягостное одиночество и страх, который не мог ни определить, ни победить. Не имея сил ни встать, ни хотя бы повернуться, он кусал пересохшие потрескавшиеся губы, мечтая, чтобы утро наконец наступило. Холодный ужас подступил к нему и захватил в плен, заставив терзаться от бессилия и недобрых предчувствий. Он пытался заснуть, но ничего не выходило. Он был один, совсем один, и никогда еще так остро не ощущал это.

Он услышал, как скрипнула дверь, и попытался приподняться, надеясь увидеть Антуана. Он был единственным, кому он был бы рад. Но на стене перед собой он увидел лишь смутно вырисовывающийся женский силуэт и разочаровано вздохнул. Кто мог придти к нему в такой час? Тихие шаги приблизились, и он узнал Жанну. Он не видел ее лица, но догадывался, что она смущена своей дерзостью. Ее голос прозвучал неожиданно громко в тишине.

— Королева Изабелла прислала меня узнать, не нужно ли вам ничего. Вам плохо?

Он снова сделал отчаянную попытку привстать, но непослушные пальцы беспомощно проскользили по гладкой шелковой простыне. Жанна с невольной энергией опытной камеристки пришла ему на помощь, приподняв подушки и подсунув их ему под спину. Он вздохнул свободнее.

— Воды, — коротко попросил он, махнув рукой в сторону графина. Он поспешно принесла со стола чашку и, наполнив водой, подала ему. Он кивнул ей, выражая благодарность.

— Что мне еще сделать для вас?

— Ничего… Попозже скажите Рони-Шерье, пусть зайдет ко мне. И спасибо, Жанна.

Она, ступая осторожно, чтобы не шуметь, вышла из комнаты, беззвучно притворив за собой дверь.

С того горького дня, когда Изабелла утратила мать, которую, несмотря на все недостатки и бесчувственность, она любила и ценила, вся ee жизнь пошла кувырком. Ей казалось — она все потеряла. У нее оставался один лишь Антуан, которому она в глубине души не сумела простить пролитой крови. Однако она его любила и не хотела огорчать. Она никогда не говорила с ним о Бустилоне, словно эта трагедия была навеки забыта. Их любовь была чистой и нежной, будя зависть и насмешки тех, кто волей случая был посвящен в тайну.

Как-то Орсини явился к ней на аудиенцию. Он не часто приходил за советом, и она уже начала ломать голову, что могло произойти. Он еще не совсем оправился, и передвигался медленно, опираясь на трость. Изабелла оглядела его и пригласила сесть. Он продолжал стоять, чуть поклонившись в знак благодарности. Он не хотел от нее никаких одолжений. Она выслушала его, не переставая изумляться. Орсини собирался жениться на Жанне Лашеню, ее собственной камеристке. Жанна попросила месяц на размышление. Однако Изабелла понимала, что эта мягкая и ласковая, но небогатая и не слишком знатная девушка не откажется от брака с первым министром королевы. Орсини фактически правил страной, воспользовавшись отвращением Изабеллы к политике и удобным моментом, вернувшим ему власть. Эжен Орсини ненавидел королеву. Она сумела сломить его гордыню и нанести жестокий удар по его болезненно обостренному самолюбию. Она оскорбила его. Она поставила его на место. Уже прошло больше года с тех пор, как Орсини, бедный, но надменный и преисполненный радужных планов, потребовал у юной королевы назначения на приличную должность. Она посмеялась над ним, вскружила ему голову иллюзиями, подняла на высшую ступень общественной лестницы и безжалостно швырнула вниз. Если б только не известие о гибели Антуана, которое вывело ее из равновесия, Орсини долго бы пришлось томиться в одиночной камере городской тюрьмы. Он понял, что королева сильнее его. Его мнение о себе как о всесильном и всемогущем министре растаяло, как сновидение. Он никогда бы не простил этого королеве. Он мечтал победить ее, захватить власть и унизить ее так же, как был унижен сам. Иногда Орсини сам удивлялся остроте своей ненависти, — королева доверяла ему, была нежной и беззащитной. Она знала, что он друг Рони-Шерье, и позволяла ему безнаказанно дерзить и поучать ее. Изабелла не мешала ему царствовать, подписывая сочиненные им указы, иной раз даже не читая. Именно так ему удалось претворить в жизнь свой замысел по введению таможенного сбора, который он вынашивал уже давно, но Изабелла и слушать о том не хотела. Это было странно, и Орсини не в силах был строить козни женщине, слепо верившей ему. Это было бы неблагородно, недостойно его, он хорошо понимал это и приходил в бешенство от ярости и бессилия.

— Вы спешите со свадьбой? — Изабелла не могла привыкнуть к этой мысли.

— Нет, я жду окончательного согласия мадемуазель Лашеню.

Она поняла, что он не сомневается в ее ответе.