Сердце и корона

Она обвиняла себя и в том, что посоветовала любовнице короля посадить своего сына на престол и увековечить свою кровь в династии королей Аквитанских, и в том, что не подписала указ, где приговорила бы Рони-Шерье к смерти, пусть утратив бы навсегда уважение Орсини, но дав ему возможность уехать живым и невредимым. Так, убедив себя, что во всех несчастиях виновата она сама, королева решила спасти положение, рискнув собственной жизнью, и некому было удержать ее.

Впервые Иаков увидел ее такой, с красными от гнева щеками и блеском ненависти в глазах, и он нашел ее восхитительной. Страха в ней не было, только бесконечная ненависть. Она резко захлопнула за собой дверь, и приказала сбитому с толку слуге выйти вон. Иаков чуть улыбнулся. Так ему было еще интереснее. Изабелла плеснула в бокал вина из графина и высыпала содержимое ампулы, которую принесла с собой.

— Вы выполните все, что я требую, Иаков, иначе я выпью этот яд теперь же, — заявила она. — И знайте, письмо, где я рассказываю брату, что вы за человек, уже в пути. Моя гибель не останется неотмщенной!

— Яд? — удивился король, протягивая к переливающемуся алым бокалу руку, унизанную драгоценными кольцами.

Изабелла отпрянула.

— Вы отпустите Жюли д’Аргюзон с миром, оставите в покое ее — и вашего! — сына, освободите Орсини из крепости! Я жду десять секунд, и…

— Да постойте, мадам, — сухо оборвал ее супруг, — я и не подумаю потакать вам, но если вы сделаете глупость и вздумаете сейчас отравиться, то завтра будут казнены все ваши придворные дамы, не только Аргюзон, а еще крошка Лашеню, Бонди, Орсини и кто там еще, кто вам дорог. Или, может быть, вам это все равно?

Изабелла вскрикнула и выронила бокал с отравой. По пушистому ковру расплылось багровое пятно, подобное кровавому. Ей казалось, это разорвалось и пролилось кровью ее истерзанное сердце.

— Вы чудовище! — закричала она в отчаянии. Король расхохотался. И его смех звенел в ее ушах, продолжая звучать в ее мозгу, даже когда он умолк.

— Самоубийство — смертный грех, Изабелла. Разве вы не знали?

Изабелла выбежала вон. Она была доведена до отчаяния. Последние внутренние запреты рушились. Иаков сломал все, что мог.

Разоблачение бывшей любовницы наделало много шума. Скандал затронул и Изабеллу, ее участие в обмане не было скрыто королем. О ней шептались, ее осуждали. Приказ о казни Жюли был подписан и скреплен печатью. Казалось, Иаков просто делал назло жене, наслаждаясь ее страхом и смятением. Бедняжка Аргюзон во всем созналась, рассчитывая на милосердие мужчины, когда-то очарованного ею. Но сердце тирана не смягчилось.

Это стало последней каплей для Изабеллы.

Наутро она явилась к завтраку спокойная и сдержанная, словно ничего не произошло. Она была так спокойна, даже благожелательна, что Иаков решил, что перевоспитание его непокорной жены благополучно закончено. Изабелла подошла к нему, приветливо пожелала приятного дня и поинтересовалась, хорошо ли он спал.

— Мне нравится, когда ты такая, Изабель, — заявил Иаков. Королева заняла свое место у стола и принялась за завтрак. Слуги, одетые в голубые бархатные костюмы, суетились вокруг них. Иаков был самовлюблен и эгоистичен, и это его погубило. Он не искал тайного смысла в перемене нрава жены, считая ее покоренной, словно норовистую кобылу, а ему стоило бы задуматься. Ведь под ногтем указательного пальца левой руки королевы таилась маленькая, но смертоносная щепотка яда. Изабелла улыбнулась мужу. Ослепленный, окутанный ароматом ее духов, Иаков нагнулся к ее губам, запечатлев на них поцелуй. Слуги скромно отвели глаза. А рука королевы мгновенным змеиным броском стряхнула в бокал с вином крупинки вещества, способного избавить ее от последствий роковой ошибки, которую она совершила, потакая упрямой ненависти отца к потомкам младшего брата.

После завтрака король почувствовал себя больным. Заявив, что ему худо, он отложил казнь бывшей любовницы, на которой желал присутствовать, и отправился прилечь. А уже вечером того же дня короля Иакова не было среди живых.

Изабелла не могла скрыть истинных своих чувств.

— Не будет никакого траура, — сквозь зубы проговорила королева, когда ей сообщили, что она овдовела. Это единственное, чем она могла отомстить за свои несчастия. Этикет был нарушен, но ненависть к покойному была настолько сильна, что никто не стал жалеть о нем или осуждать молодую женщину.

Настал момент сведения счетов, освобожденная королева-мать (вдовство сделало ее лишь регентшей до совершеннолетия юного отпрыска короля Иакова, который, как выяснилось, жил в уединенном замке, всеми позабытый, включая своего отца) собрала вокруг себя всех своих придворных. Сама она неподвижно вытянулась на троне. Ее напряженное лицо выглядело застывшей маской.