Сердце искателя приключений. Фигуры и каприччо

— Простите, ваше высочество, но я хотел бы заметить, что консультация началась сразу после того, как я вошел в комнату. Я предполагаю, вы намерены открыть мне одну из ваших тайн, которые в праве иметь великие люди на этой земле, не предавая их никакой, даже малейшей, огласке. К счастью, для лечения это необязательно. Средства, которые находятся в нашем распоряжении, предполагают, что рассказу больного отведена второстепенная роль. Бывают случаи, когда мы даруем исцеление, вообще не прибегая к исповеди. Оттого я хотел просить ваше высочество ограничиться лишь необходимыми для врача вещами, это также поможет выбору правильной терапии.

Произнося эти слова, я заметил, как лицо княгини просветлело от радости. Впрочем, именно такого эффекта и следует в первую очередь добиваться врачу, заслуживающему называться этим именем; он должен уметь исцелять даже голосом. Ныне, когда люди все больше прибегают к механизмам и совершенствуются в лечении отдельных частей, самые элементарные вещи предаются забвению, и народ нельзя упрекать за то, что он доверяется своим знахарям и колдунам.

Что же касается этого случая, то я, разумеется, был далек от того, чтобы думать, будто в наши дни разыгрываются такие же драмы, как в датских замках, ведь даже время «Железной Маски» безвозвратно прошло. Между тем мы живем в эпоху, когда люди зачитываются романами Вальтера Скотта и странным образом получают удовольствие от театральных имитаций. Несчастные случаи происходят и теперь; тот, кто гибнет сегодня в поединке, умирает так же, как и раньше, хотя рыцарский дух давно сошел со сцены. Но здесь я столкнулся с тем случаем, когда предпочел бы вовсе не упоминать о диагнозе. На меня в упор смотрели безумные глаза женщины, а при таких обстоятельствах опасность остается всегда, тем более если больной имеет над тобой какую-то власть. Опасность я почувствовал уже в том неестественном способе, каким эта дама вызвала меня к себе, и поэтому оснований остерегаться у меня было достаточно. В тех странах, где частные и общественные здания имеют множество комнат, входить в которые опасно для жизни, можно преуспеть в искусстве умалчивания.

После того как у моей пациентки пробудился интерес и, какя уже сказал, просветлело лицо, она встала и некоторое время задумчиво ходила по комнате. Грациозные движения ее тела сопровождались плавным покачиванием головы. Наконец она потянула за шелковый шнур звонка, висевший возле двери. Появился молодой антиквар, которому она шепотом дала какой-то наказ, произнеся несколько раз итальянское слово presto. Вслед за этим в прихожей послышался шум. Тогда она вернулась к зеркальному столу и теперь уже сама взяла мою руку.

— В сложившихся обстоятельствах, сударь, услуга, которую вы могли бы мне оказать, гораздо значительнее, чем я думала. То, что я сейчас намереваюсь вам сообщить, можно выразить в двух словах, но произнести даже это немногое мне очень непросто. Однако, коль скоро перед врачом принято снимать даже верхнюю одежду...

— Можете говорить совершенно спокойно.

— Хорошо. После того... после того события у меня неожиданно появились странные ощущения, на которые я сначала не обратила внимания, а теперь беспокоюсь все больше и больше. С недавних пор мне стало казаться, будто я нахожусь на тонущем корабле... Доктор, время от времени у меня перед глазами все начинает мерцать, и если мне кто-нибудь еще может помочь, так это вы.

— Предполагаю, вы не совсем довольны ночным сном.

— Весьма недовольна. Однако не подумайте, что я столь педантична. Уже в четырнадцать лет я наслаждалась свободой, проводя сладостные ночные часы за запретным чтением какого-нибудь Лукиана. Тогда меня не мог бы смутить даже дух Дункана. Но есть намного более страшные вещи, они похожи на автоматы с механическим звуком внутри.

— Бывает ли у вас чувство, что ваше окружение заметило эти критические состояния?

— Едва ли, ведь я всегда могла сослаться на мигрень. Между тем во время бесед или приемов мне стало казаться, что я нахожусь в начиненной порохом комнате, где вот-вот вспыхнет искра. Я переживаю это тем острее, чем изысканнее то общество, что меня окружает. Во всем этом есть, правда, нечто забавное, как плохая приправа, придающая нашей жизни неприятный привкус. Вот это и приводит меня в бешенство. Когда я впервые подумала об этом... событии, это было не более чем воспоминание среди других таких же воспоминаний, подобное редкостной рыбе, которая иногда всплывает на поверхность. Наверное, дело в том, что я стремилась подавить именно это воспоминание, так что оно стало меня пугать. Я заметила, что мои попытки сопровождало что-то вроде внутренних диалогов — сначала отдельные слова, потом фразы и, наконец, вспышки жгучего и дикого бешенства. При этом в ход шли самые низменные слова, еще более грязные, чем те, что слышишь от торговцев рыбой или в Ньюгейте перед казнью. Да, я открыла в себе талант посылать такие проклятия, которые неведомы даже обитателям клоак, как если бы ко мне неизвестно откуда стекались все нечистоты...

— Продолжайте, мадам.