Сердце искателя приключений. Фигуры и каприччо

Нередко наш взор услаждают полные изящества картины — поля со стаями овсянок, которые образуют на них замысловатый золотистый узор, или же старые стволы грушевых деревьев, по которым снуют пищуха, поползень, чем-то похожий на мышь, и множество пёстрых синиц. Даже хищные птицы встречаются здесь целыми стаями, поэтому на хуторах иногда можно заметить старые винные бочки с небольшими отверстиями для того, чтобы в них могли укрыться цыплята.

Зелёный дятел здесь тоже частый гость, его насмешливый крик слышится то где-то вдали, то совсем рядом. Хотя я вижу его не в первый раз, однако лишь теперь мне удалось постичь его подлинную сущность, более того, сущность дятлов вообще. Я видел перед собой птицу, которой, скорее всего, во время сотворения мира было отведено некое промежуточное место — место на самой границе между ритмом и мелосом. Так был создан перворазрядный музыкант, причём столь богато наделённый даром ритма, что благозвучие уже оказалось лишним.

Поэтому, каким бы делом ни был занят этот «зелёный сюртук», все его движения обладают удивительно строгим тактом и подчеркнутостью звуков. Дятла даже издалека узнают по характерному полёту: он резко взмывает вверх и опускается вниз, описывая волнообразную траекторию, что не свойственно ни одной другой птице. Точно так же он скачет возле деревьев, пружиня, как на рессорах, или, кружа спиралями вокруг стволов, так же мерно кивает головкой. Ко всему этому добавляется немелодичный крик, затяжной хохочущий звук, регулярно прерываемый недолгими паузами. Наконец он производит свои знаменитые стук и дробь, которые слышны в каждом лесу; в великом птичьем концерте он взял на себя роль барабанщика.

Тот, кому известна связь между ритмом и частями тела, в особенности, руками, с интересом отметит строение лапок со сросшейся парой пальцев. Не менее удивительно и строение языка. Яркие и контрастные цвета оперения тоже обнаруживают недостаток гармонии.

Все эти связи можно проследить вплоть до деталей, причём они для меня намного более очевидны, нежели то, что Дарвин говорил о красном хохолке дятлов. Однако ценность таких комбинаций для меня совсем в ином — собственно говоря, они имеют более универсальную природу, лучше сказать, имеют свойство размыкать мир, они словно маленькие модели, позволяющие видеть вещи в иной перспективе. Мне кажется, что все наши школьные знания в решающие моменты жизни оказываются бесполезны, более того, несостоятельны. Нужно благодарить естествоиспытателей за то, что они до известной степени помнили о теологии и соприкасались с теологическими проблемами гораздо теснее, чем сами богословы. Если кто-то сегодня желает работать по-настоящему, то есть осваивать целину мысли, тот должен сначала овладеть ремеслом на всех факультетах и лишь потом приступать к делу. Ницше был прав, говоря, что ныне, перед лицом высоких требований, в тридцать лет ты остаёшься всего лишь ребёнком, новичком, но даже и в сорок лет ты не больше, чем подмастерье.

Смелость и заносчивость

На борту

Даже наш язык подтверждает то, что в жизни не раз приходится сбрасывать кожу. Я с удивлением обнаружил, что за последние годы изрядно подрастерял вкус к сложным словам, имеющим приставку über- («сверх-, пре-"). Однако речь идёт не о таких прекрасных словах, как Überfluß («преизбыток»), напоминающих рог изобилия, а о тех, что несут на себе отпечаток воли.

Если нам действительно угрожает опасность, то усилия воли нас не спасут, ведь когда под ногами шатается почва, мы стремимся отбросить котурны. Смелость (Mut) — столь высокая добродетель, что не нуждается в пре-возношении и вос-хва-лении (Über-Mut). Представления о мускулистом, полнокровном и уверенном в себе человеке, с триумфом появляющемся на арене жизни, порождены сладострастными грёзами чахоточных больных.

Это типичное заблуждение основано на том, что такое цветущее состояние скорее противоречит, нежели способствует высочайшему напряжению всех сил. Мы забываем о том факте, что настоящее решение принимают, когда жизненные силы слабеют. Подобным же образом войска, которые стекаются к полю сражения обессиленные бесконечными переходами, голодом, жаждой, ночными дежурствами и стычками, тем не менее, всегда настроены на высочайшее напряжение всех сил, то есть на победу. Простейшее отражение этой ситуации мы находим в самой жизни — смерть наступает лишь тогда, когда человек уже пережил болезнь, потерю крови или насилие. В такие критические моменты от заносчивости не остается и следа.

Также следует иметь в виду то, что заносчивость имеет прежде всего подвижный, атакующий характер. Ты всегда должен быть сильнейшим, если не хочешь оказаться смешным. Смелость же в существе своём, несомненно, ближе к состоянию покоя; для нее характерны признаки постоянства, стойкости и невозмутимости. В стихию смелости окунается человек перед лицом высочайшей опасности, например, перед лицом в сотни раз превосходящей его силы.