Сердце искателя приключений. Фигуры и каприччо

Если мы поймём весь смысл этого факта, то сможем с уверенностью говорить, что он скрыто присутствует и в нашей жизни. Этому есть подтверждения, хотя и не внутри семейных отношений. Такая древняя слепота царит там, где мы меньше всего ожидали бы её встретить, а именно в нашем собственном Я. Мы не воспринимаем себя как единичность, для нас так же невозможно представить себя в виде трупа. Внутри нашего сложного устройства Я есть тот последний оплот, где укрылась слепота в отношении жизни и откуда она совершает свои вылазки.

Прежде всего, что касается утверждения о трупе, то оно может показаться пустым, поскольку, по всей видимости, личность и предмет восприятия исключают друг друга. И всё же это не всегда так. В связи с этим было бы любопытно вспомнить то, что я некогда услышал от одного молодого солдата, которому оторвало на войне руку. Он рассказывал, что, полностью находясь в сознании, потянулся к оторванной осколком гранаты руке, чтобы расстегнуть ремешок часов. Собравшись это сделать, он заметил, что руки нет и что он совсем забыл о потере. Смерть — следующее отделение, в результате которого мы лишаемся всех наших членов. Сюда относится то, о чём весьма интересно повествует тибетская Книга мёртвых. Согласно ей, за смертью следует короткий промежуток бессознательного состояния, но вскоре умерший возвращается обратно к смертному одру, где только по плачу родственников догадывается о своём новом состоянии.

В такой же степени мы слепы в отношении нашего тела и даже в отношении нашего духа. На этом часто основана призрачность зеркального отражения. Так, зеркало общества формирует наш образ, который мы привыкли называть нашей индивидуальностью. Но в сущности, всё, что приписывается нам таким образом, чрезвычайно далеко от нас. Именно наше время — и это неслучайно — делает возможными новые прозрения. Недавно Кубин рассказал мне, что его снимали на кинокамеру во время его повседневной деятельности — за завтраком, в саду, за рабочим столом. Описывая своё впечатление от фильма, он очень удачно заметил: «Подумать только, шестьдесят лет я не замечал, что я вот такой!».

Не только наши глаза, но и наши чувства вообще похожи на зеркала тем, что направлены вовне, а на тыльной своей стороне слепы. Глаз обращён к нам своим tapetum nigrum.[12] Так мы живём, спрятавшись сами от себя в мёртвой зоне. Наше лицо, наши движения на экране кажутся чужими; мы не узнаём свой голос, записанный на пластинку. Даже простой фотоснимок заставляет нас смутиться; часто мы не хотим признавать себя на нём. Как врачи, мы не можем исцелить себя; как художники, как авторы мы не можем судить о собственном стиле. В сущности, каждый считает свою работу хорошей и никогда не удивляется одобрению; по такому же праву любая женщина считает себя красивой. Мы всегда чувствуем своё тождество со слепой волей, с неоформленной жизненной силой, которая нас наполняет, и тем не менее наше своеобразие, наш жизненный стиль узнаётся лишь извне. Это положение вещей едва ли изменяет большой талант; удивительно, как часто именно выдающиеся люди считают своей сильной стороной собственные слабости. Причина в том, что они более всего ценят ту часть своего искусства, которая всегда давала пищу воле.

И всё же — несмотря на все доводы, которые каждый проницательный человек мог бы привести в подтверждение своей слепоты к жизни, — мы не всецело подвластны ей. Об этом говорит уже тот факт, что мы способны её описать, и, обнаруживая её, мы совершаем важный акт. Мы ясно, глубоко и чётко понимаем, что именно есть жизнь как таковая и её упорядочение согласно духовному родству. Здесь единичный человек в самом деле способен достичь исключительной степени просветления, узревая самого себя издали. На этой добродетели зиждется сложная система права, государства и большая историография, что составляют глубокую сущность имперской, господствующей над многими народами власти, воплощённую в фигуре Цезаря. Этот великий человек по праву говорит о себе в третьем лице. Если бы это не вмешалось в нашу историю, мы жили бы как термиты, чьи сооружения являются вовсе не государствами, а всего лишь большими гнёздами, где правит слепота к жизни.

В этом смысле девиз «Познай самого себя!» остаётся для всех нас актуальным. Ибо каждый неизменно ощущает мощь, с которой затягивает нас страшная бездна ночи. Это сила, скрытая за чередой сменяющих друг друга форм, всё снова и снова стремится поймать нашу жизнь в сети тех закономерностей, что господствуют в гнёздах или в темноте материнского чрева. Здесь нет ни счастья, ни величия, ни права — ничего, кроме глубокого слепого единения.

Здесь наши корни, но из обоих начал, из света и тьмы, соткана наша жизнь.

Заметки по поводу горихвостки

Лейзниг