Сердце из тьмы и тумана

Отец просто убрал его с дороги, чтобы добраться до Одри. До беззащитной девчонки, без магии и вины. Она как учебное пособие, созданное, чтобы объяснить нерадивому сыну темного бога последствия слабости и глупости.

Даркхолд не успеет.

Даже закрыть ее собой не успеет. Но все же вскакивает на ноги и бросается наперерез хлысту, не видя, как черная тень из-за его спины стремительно несется к отцу. Как бьет его в грудь, сбивая с ног, а затем обретает очертания.

Ее фигура напоминает женскую, гибкую, соблазнительную. И в то же время уродливую, сотканную из тьмы и странных сгустков пламени. В один момент оно кажется совсем бесцветным, а в следующий сияет самыми немыслимыми оттенками. Изящные руки, увенчанные длинными острыми когтями, почти ласково обнимают отца, беспомощно хватающего ртом воздух. Он неуклюже пятится, пытаясь сбросить с себя тьму, а она лишь смеется – и кровь стынет в жилах от этого смеха.

Застывшей от ужаса Одри больше ничего не угрожает, и Даркхолд останавливается на полпути. Невидящим взглядом он смотрит на отца и охватившую его тьму и… ничего не чувствует. Внутри как будто выжгли человеческие эмоции, оставив демоническую жестокую сущность.

Впервые при виде Даркхолда у отца расширяются от ужаса глаза, и сказать, что это не приносит удовольствие, значит солгать.

Медленно он делает несколько шагов вперед.

– Ты… ты…

– Чему-то я все же научился, да?

Достаточно легкого движения. В последний миг перед тем, как отец срывается с края, тьма его отпускает. Последний, полный ужаса взгляд отца Даркхолд видит через темную дымку, а потом его охватывает адская боль.

Там, где нож с опаловым лезвием оставил глубокие следы, все горит от боли. Кожа лопается, и теплая кровь впитывается в рубашку. В агонии он пытается облегчить боль, стягивая рубашку, но холодный ветер делает только хуже. Отец учил терпеть, но не готовил к такому. Если бы ему хватало воздуха, он бы завыл как зверь, которому осталось несколько недолгих мучительных минут.

Он смотрит на Одри, она – последний якорь, причина держаться. Может, если она будет рядом, как-то получится пережить, что бы это ни было.

Но Одри смотрит с ужасом и отвращением, и Даркхолд не сразу понимает почему.

Боль не стихает. Она становится продолжением его, неотъемлемой частью.

Когда Даркхолд видит огни факелов и смутные силуэты людей, выходящих из леса, он с трудом поднимается.

У них на лицах страх. Одри отшатывается – и он почти ненавидит ее за то, как она смотрит на монстра.