– Михаэль, вы слышите меня? – И, не дождавшись моего ответа, а у меня не было сил отвечать, вероятно, наступила запоздалая реакция на смерть Полины, сама пробормотала, укладывая меня поудобнее на подушки. – Вот бедолага… Намучился… Стресс-то какой… Михаэль, вы слышите меня? Может, позвонить кому-то из ваших близких?
– Б-брату… Павлу… Оля, запишите номер…
И я отключился.
15
Очнулся я в больничной палате. Надо мной склонился доктор. Он так смотрел на меня, так смотрел, словно хотел выудить у меня признание.
– Да, да, это я убил… – сказал я приглушенным голосом и отвернулся к окну. Слезы катились из уголков глаз, струясь по вискам и впитываясь в подушку. – Вошел к ней через
– Михаэль, вы бредите или делаете признание? – строго спросил пожилой доктор, щуря глаза и склоняясь надо мной все ниже и ниже, словно на моей щеке он увидел вошь. – Или это у вас такой черный юмор?
– Я убил Лору Ступникову, а потом – Полину, мою бывшую жену. Лору убил из ревности и любви, а Полину – чтобы никогда больше не видеть ее…
Мне сделали укол, и я уснул. А может, умер. Но когда очнулся, то увидел Павла.
– Михаэль, как ты? – Он выглядел растерянным и крайне взволнованным. – Послушай, ты в порядке?
– Не знаю… – Моя голова казалась необычайно легкой, словно из нее вынули мозги.
– Я разговаривал с твоим доктором. Он чрезвычайно обеспокоен твоим состоянием.
– У меня ничего не болит. Разве что… душа.
– Ты сказал ему, Михаэль, что убил Лору. Зачем ты это сделал?
– Что ты говоришь?! И что он? Успел доложить следователю? – Мне почему-то было на все наплевать.
– Нет. Он позвонил мне…
– Понимаешь, Павел, я жил своей жизнью. Хороша она или нет – не мне судить… – Я ударился в философию.
– Но что это за странные такие фантазии? Зачем ты сказал ему, что убил Лору и Полину?
– Не знаю… Я ничего не знаю… У меня такое чувство, будто бы меня разбавили водой или… физиологическим раствором. Не знаю, как выразить это словами. Мне страшно. Понимаешь?
– Понимаю. Но это надо пережить. Просто пережить. Если тебе невыносимо находиться в своей квартире, то переезжай к нам и живи, сколько пожелаешь. Пока не придешь в себя. Мы с Кларой всегда тебе рады, ты же знаешь.
– Может, вы мне и рады, да только я сам себе не рад. Во мне сидит, вернее, растет и набухает чувство вины, и я не знаю, как от него избавиться.
– Я не знаю, что там в тебе растет и набухает, но ты не должен говорить такие вещи постороннему человеку, пусть даже это и твой доктор. Лору убила Полина, это доказанный факт. И советую тебе взять себя в руки и не делать глупостей. Я понимаю, ты – человек впечатлительный, и на тебе вся эта история не может не отразиться, но…
– Паша, ведь я действительно не знаю, как жить дальше. Как просыпаться каждый раз в квартире, где все будет мне напоминать и о Полине, и о Лоре. Это невозможно – потерять сразу двух женщин!
– Это были не твои женщины, понял? – Павел вдруг резко вскочил и принялся шагать по палате. – Полина – это твоя бывшая жена, ты понял? Бывшая!!! А Лора – это просто твоя соседка, которую ты выбрал в качестве главной героини твоей книги. И твои посещения ее квартиры – собирание материала, не более. Ты выдумал свою любовь к ней, как выдумываешь свои книги. Это же так просто, Михаэль. Тебе надо немного поработать над собой, и твои мозги снова придут в порядок. Ты же любишь во всем порядок? Вот и разложи все свои чувства и мысли по полочкам. Ты жил один. Ты был всегда свободен. Ты – писатель, наконец. Вот поправишься, отправляйся на море, займись строительством дома… Хотя я бы на твоем месте продал тот кусок земли, что ты купил, и приобрел бы уже готовый дом. Пусть небольшой, но на самом берегу моря. И чтобы сад был. А мы с Кларой и детьми приедем к тебе. Успокойся, Михаэль… Это шутка. Ты должен жить один, мы это понимаем…
Он был прав, мой брат. Мне не было никакого смысла оставаться в городе, я мог спокойно отправляться на море. Вот только надо было встретиться с Вишняковым, расплатиться с ним, как-никак он работал…
– Паша, я не хочу больше оставаться в больнице, тут стены давят. Скажи им, чтобы они меня отпустили. У меня ничего не болит. Подумаешь, небольшое нервное расстройство.
– Ты обещаешь, что не поедешь в милицию и не признаешься в том, что ты – серийный маньяк-убийца?
– Да нет… Я, честно говоря, и сам не знаю, зачем я это сделал… Думаю, этот доктор загипнотизировал меня.
В палату заглянула медсестра, сказала, что ко мне пришли. Ожидая увидеть Вишнякова (все-таки он был заинтересованным лицом, как-никак я задолжал ему кругленькую сумму), я был удивлен, увидев Аллу, мать Лоры. В синем шелковом костюме, белых туфлях, похудевшая, осунувшаяся, она все равно производила впечатление интересной женщины.