За улыбкой на его лице я разглядела внутреннюю напряженность. Пытать дальше не имело смысла — все равно будет молчать. Дело, скорее всего, касается тайных операций банка с черным налом. Я помнила, как работали на молочном. Пятьдесят процентов товара, так и не учтенного, уходило в магазины, а оттуда налом возвращалось назад. Часть из этих денег шла Портняжному, и уверена — это не единственный источник его теневых доходов. Деньги как-то легализуются. Может, убийства связаны с этим. Кого-то обделили или кинули.
Из службы безопасности я отправилась к Тыртышной. Вера Давыдовна еще не успела переехать в кабинет председателя правления. В своем старом кабинете в полумраке при свете настольной лампы она перебирала бумаги на столе. Жалюзи плотно закрыты.
— Можно войти? — спросила я, постучавшись и заглянув в дверь. Чтобы не пугать, показала свое липовое удостоверение. — Мне надо с вами срочно поговорить. У вас найдется пять минут, Вера Давыдовна?
Тыртышной было лет под шестьдесят — полная, круглолицая, с крашенными в светло-русый цвет завитыми волосами и большим ртом с яркой помадой. Старательно выщипанные брови смотрелись ниточками, поднимающимися кверху в виде стрелок. На щеках у нее виднелись мокрые дорожки, а белки голубых навыкате глаз покраснели.
— Да, да, заходите, — выговорила она, как мне показалось, с облегчением, — проходите, присаживайтесь в кресло. Вы по поводу Ивана Евстигнеевича. Того… того, что с ним случилось. Вы хоть что-нибудь выяснили?
— В интересах расследования я не могу раскрывать вам всей информации, — сказала я деловым тоном. — Мне надо уточнить некоторые детали.
— Спрашивайте, что вас интересует. — Тыртышная достала из стола зеркальце и посмотрелась в него — ох, не размазалась ли у нее тушь.
— Первый вопрос, Вера Давыдовна, почему у вас окна закрыты? Темно же — давайте я открою. — Я сделала вид, что собираюсь встать. Тыртышная вскрикнула от ужаса: — Нет, не открывайте! — Рука, унизанная золотом, взлетела к жемчужному ожерелью на шее, словно оно душило ее. — Не надо, в меня могут стрельнуть через окно.
— Вы боитесь покушения, но почему? — изобразила я непонимание. — Вам-то чего бояться?
— Как чего?! — поджала губы Тыртышная. — Вы разве не понимаете, что все убийства и покушения связаны с тем, что людей назначали на должность председателя правления. Проклятие какое-то.
— Если вы так боитесь, то зачем согласились? — спросила я удивленно. — Сказали бы Портняжному, что не желаете занимать пост, и он нашел бы другую замену.
— Нет, ничего не вышло бы, — сказала Тыртышная со страдальческой гримасой. — Банк в отчаянном положении. Думаете, так просто найти хорошего специалиста? Если бы я стала отказываться от поста, то Генрих Августович пришел бы в ярость. У него даже есть такая присказка — у подчиненных в лексиконе не должно присутствовать «не хочу» и «не могу». Иначе очутишься на улице. А в моем возрасте где я найду работу? Только уборщицей. Потом Портняжный обещал, что договорится с милицией, чтобы меня охраняли. Но теперь я уже думаю, что зря согласилась.
Страх на ее лице был неподдельным. Я задумалась: может, и правда она ни при чем. Однако тогда вылетал подозреваемый с убедительным и понятным мотивом — месть. Рушилась моя стройная теория. Чтобы расставить все точки над «i», я спросила:
— Вера Давыдовна, а почему Портняжный не назначил Конюкова председателем, ведь он же хотел, а потом вдруг передумал?
— Не знаю, — пожала плечами Тыртышная. — Значит, счел его недостаточно профессиональным для этой должности, — добавила она с оттенком торжества.
— Вера Давыдовна, вы хотите остаться в живых или нет? — спросила я строго.
— На что это вы намекаете? — обеспокоенно спросила она.
— На то, — буркнула я, — у нас имеется предположение, что убийство Мясницкого связано с его профессиональной деятельностью. Он узнал что-то о ком-то из работников, и эта информация стала для него смертельной. Подумайте, не случалось ли в вашем банке чего-либо, что не стало достоянием широкой общественности и органов правопорядка. Подумайте, от этого зависит ваша жизнь.
Тыртышная молчала. Я достала сигарету и, получив согласие кивком от хозяйки кабинета, закурила. Затянувшись, выпустила дым в потолок, посмотрела вокруг на обстановку кабинета. Наконец Тыртышная нарушила молчание.
— Если я буду выбалтывать коммерческую тайну, то долго не просижу на своем месте.
— Давайте без протокола, — предложила я, — никто об этом не узнает. Мне важно получить зацепку до новой трагедии.
От моей «новой трагедии» Тыртышную заметно покоробило.