Сердце машины. Наше будущее в эру эмоционального искусственного интеллекта

Разумеется, многие будут сопротивляться и посчитают эту идею губительной или противоестественной. Причин может быть много: религиозные взгляды, вера в святость и неприкосновенность человеческого тела, откровенный страх будущего, все более связанного с технологией. Разумеется, это будет их право. Однако ни луддизм, ни антитехнологический фундаментализм не зарекомендовали себя как жизнеспособные долговременные стратегии в прошлом и вряд ли зарекомендуют в будущем. Мы пользуемся новыми технологиями из-за преимуществ, которые они дают. Если кто-то лишен возможности пользоваться автомобилем, смартфоном или другой популярной технологией, это значит, что условия для него будут крайне неблагоприятными. Оправдание, что нам что-то не нужно, потому что мы не пользовались этим раньше, несостоятельное и ложное. В мире, где когнитивные способности и ресурсы многих людей возросли на порядки, ретрограды просто вымрут. Быстро или медленно – уже детали.

Существует еще вопрос неравенства уровня благосостояния. Как упоминалось в главе 8, ранний доступ к новым технологиям – почти всегда привилегия богатых. Что это будет означать в такой важный для истории человечества момент? Останутся ли некоторые люди, даже если их большинство, в конечном итоге не у дел? Начнется ли война между консерваторами и людьми версии 2.0? Может ли человечество (снова) расколоться на два абсолютно разных вида?

Точка зрения о том, что человечество превратится в новый вид, не нова. С исторической точки зрения мы уже знаем, что от многих человекоподобных видов происходило по одному и более потомку. Мы, Homo sapiens, лишь последние в этой долгой линии. Однако в этот раз характер и скорость превращения Homo sapiens в, скажем, Homo hybridus будет совершенно иной⁴. Даже если на этот переход потребуются столетия, по сравнению с прошлыми поколениями это будет мгновением. Кроме того, теперь мы способны прогнозировать и сможем предсказать следующий этап перехода и взвешенно обсудить его последствия.

Мы можем лишь размышлять о том, на что будет похоже подобное будущее и что ждет множество людей. Конечно, на телевидении и в Голливуде обожают поговорить о том, что произойдет, если человек и машина станут одним целым. Чаще всего они рисуют перед нами мир бортов[4] и киберлюдей, в котором у человечества осталась лишь чистая холодная безжалостная логика. Но эта экстраполяция не имеет смысла. Спросите одного из миллионов нынешних киборгов, ощущают ли они себя менее людьми, если в них есть что-то от машины, если не боитесь получить в нос кулаком. Людей с кохлеоимплантами, кардиостимуляторами, вспомогательными желудочковыми системами, стимуляторами мозговой активности, искусственными сердцами, костями, суставами и протезами сетчатки сейчас десятки миллионов. Интересно, если подумать о том, что еще полвека назад таких вспомогательных устройств попросту не было.

Сравните это число с популяцией предков человека, составлявшей всего двадцать шесть тысяч, примерно 1,2 миллиона лет назад⁵. Переход к следующему воплощению нашего вида уже не за горами, и он не отнял у человечества ничего существенного.

Фактически можно сказать, что сейчас мы больше люди, чем когда-либо в прошлом. Если измерять человечность способностью стремиться и в результате получить более гуманный мир, где меньше жестокости и люди уважительно относятся не только к своему племени, то именно его мы и получили. Об этом говорит и Стивен Пинкер в своей книге «Лучшее в нас» (The Better Angels of Our Nature), подробно рассказывая, как нам удалось построить более спокойный и безопасный мир, чем в другие исторические периоды. Конечно, новостные выпуски внушают многим людям уверенность в том, что смерть и разорение подстерегают их на каждом углу. Но Пинкер утверждает, что это улучшение произошло не из-за изменений в нашей биологии или когнитивной деятельности, а скорее из-за «изменений культурной и материальной среды, в которой мирные мотивации получили высший приоритет».

Я разделяю мнение Пинкера, но с одним лишь исключением: как отметил Кевин Келли, наша культура – часть огромной технологической сети, которую мы плели до сегодняшнего дня, и с такой же технологической сетью мы совместно эволюционировали, а теперь все больше сближаемся. Наше меметическое и культурное наследие эволюционировало, и мы вместе с ним⁶. Наши судьбы тесно переплелись, и теперь они неразделимы. Я полагаю, дело не просто в окружающей среде или воспитании, а в том, что теперь стало сложной частью человеческого сознания то, что вначале было внешним конструктом⁷. Это постоянное сближение сможет уберечь нас от худших сценариев пост-сингулярности. Подобная встреча разумов, если она состоится, может гарантировать общие интересы у партнеров и не дать погубить одного из них или обоих сразу.