«Отче, — зовешь Ты, — если возможно…» Но как раз именно это сейчас и невозможно. Последняя частица, последняя соломинка этой возможности исчезла. Ты кричишь в пустоту: «Отче!» Лишь эхо отвечает Тебе. Отец ничего не услышал. Ты погрузился слишком глубоко, и кто может Тебя слышать — там, в далеких небесах? Отче, Я — Твой Сын, Я — Твой возлюбленный, пред- вечно рожденный Сын. Но Отец более не знает Тебя. Тебя разъедает проказа всего творения — как Ему узнать Твое лицо? Отец перешел в стан Твоих врагов. Вместе они составили план войны против Тебя. Он так возлюбил Твоих убийц, что предал им Тебя, Своего Единородного. Он отдал Тебя, как оставляют потерянные позиции, Он дал упасть Тебе, как Блудному сыну. Ты вообще уверен, что Он еще есть? Есть ли Бог? Если бы Бог был, то была бы и любовь, Он не мог бы быть этой сплошной жестокостью, жестче, чем железная стена. Если бы Бог был, Он должен был бы по крайней мере явиться в Своем величии, Ты должен был ощутить хотя бы дыхание Его вечности. Тебе было бы позволено хотя бы коснуться края Его одежд — коснуться в тот миг, когда Он соизволил перешагнуть через Тебя и, Тебя не заметив, вытереть о Тебя ноги. О, сколь желанно было бы для Тебя это попирающее прикосновение Его почитаемой Тобою ноги… Но вместо того, чтобы ощутить на Себе сияние Божьего взора, Ты пристально всматриваешься в чернеющую пустоту невидящих зрачков. И тогда Ты отшатываешься прочь, в сторону людей, чтобы изведать — ибо вечная любовь мертва, и железный холод мирового пространства одолевает Тебя, — животное тепло их любви. Но люди спят. Пусть спят — пусть спит даже Твой любимый ученик. Им никогда не понять, что Бог более не любит.
Как луч света мысль эта пронзает Твою душу: пусть Я паду, если это необходимо, чтобы Он любил людей. Если Я должен
стать выкупом, то вечная тьма — это не слишком уж высокая цена за вечный свет — Мой
вечный свет! Тот свет, что они унаследуют вместо меня. Отче, да свершится воля Твоя в них и во Мне! Воля Твоей любви в них, воля Твоего гнева во Мне… Но Ангел, поддерживающий Тебя, вновь Тебя оставляет, и слева к Тебе приближается Сатана. Он показывает Тебе мир. Вот человечество после искупления. Можешь ли Ты выдержать то, что видишь? Понимаешь ли Ты, что перед Тобой? Я скажу Тебе, о чем идет речь: труд Твой, попросту говоря, был напрасен. «До Рождества Христова», «после Рождества Христова» — все это, по большому счету, одно и то же. Мы ждали потоков благодати, мы думали, Бог прольет Свой обещанный нам Дух, и Царство святости явится в конце времен. Но не изменилось ровным счетом ничего. Один-два из учеников Твоих будут рассказывать, что Ты существуешь, люди на какой-то миг остановятся, чтобы послушать и подивиться этой новой сказке, и какое-то время будет казаться, что Церковь Твоя наделена этим даром — даром новой духовной жизни, посланной свыше силой, способной преобразить этот мир. Но вскоре мир начнет раскрашивать Церковь своими красками, и Церковь разукрасит ими — обычными красками этого мира — свои ланиты, и ее будут спрашивать, а чему новому она может, собственно говоря, научить. У нее начнут проверять документы. От нее потребуют не тех доказательств, что можно найти в книгах, и вовсе не доказательств того, что ее миссия легальна. Нет — речь пойдет о доказательстве ее силы. И поскольку она позволит вовлечь себя во всеобщие грехи, и поскольку грехи христиан окажутся тяжелее, чем грехи язычников и иудеев, голос Церкви охрипнет: она начнет заикаться и не придумает ничего лучшего, чем произносить глупые, бесполезные и елейные речи. И ее будут преследовать, ибо она обманула мир несбыточными обещаниями, и преследование это будет справедливым. Но обман этот падет на Тебя, ибо это Ты основал эту Церковь, это Ты послал ее на служение. Тебя обвинят в том, что люди утратили свою детскую веру в богов и, впав в отчаяние и разочаровавшись в Тебе, впали ныне в окончательное безбожие. Видишь ли Ты теперь, что Ты наделал Своим искуплением?