Сердце мира: часть первая

— Ну уж ты-то ереси не поддавайся. Артефакты не заставляют землю биться судорогами тысячи лет. А если и артефакт — почему он исправно работал столько времени и вдруг остановился? Нет, тут непросто все, — заметив, как собеседник нахмурился, Улланд махнул рукой. — А-а, что говорить! Ты — и то смерть вокруг не видишь.

— Какую еще смерть?

— Мира, Эртанд, мира. Я-то все равно до этого вряд ли доживу, а вас, глупых, жалко. Буду молиться, чтобы все-таки нашелся тинат такой силы, который всё исправит.

Не выдержав, Эртанд поморщился.

— Всё — это наты земли и воздуха, которых никто не видел? И где же, интересно, такого тината найти?

— Да уж явно не в этой обители. Но если он вдруг найдется… — Улланд сделал паузу, почесав седой затылок. — Надеюсь, он успеет нас спасти до того, как окажется слишком поздно.

Глава 1. Раб

В воздухе раздался свист хлыста. Затем — удар и вскрик.

— Глаза опусти, р-раб!

Таш вздрогнул и обернулся. Сейчас ему повезло — кнутом досталось соседу, но к вечеру хозяин мог разойтись и начать охаживать плетьми всех подряд за малейшие провинности. Он бесился уже третий день. На руках у работорговца остался один "мусор" — товар, который мало кто хотел брать. Поначалу Киддир еще выкручивался, расцвечивал неприглядную правду замысловатыми подробностями. И даже находились простачки, которые верили ушлому работорговцу и платили золотом за рабов, на деле стоивших несколько серебряных монет.

Только у тех рабов не было клейма на ошейнике. И ошейник этот не снимешь, не подделаешь — магия не позволит.

Таш потеребил металлический обруч, ярмом висевший на шее, и окинул взглядом невольничий рынок. К полудню в городе жара становилась невыносимой. Полотняные навесы от нее почти не спасали. Вон, напротив, другой работорговец выстроил товар в ряд перед покупателем — стройные тела в одних набедренных повязках, чистые, здоровые. И все равно один упал в обморок. Очнувшись, он проклянет этот момент. Кто купит слабого раба? А когда хозяин поймет, что его не сбыть, то продаст по дешевке на каторгу или вообще удушит. Все лучше, чем кормить, деньги на "мусор" тратить.

Поэтому Таш со своей лавки старательно улыбался всем, кто проходил мимо и посматривал в его сторону. Чаще всего это были девушки и молодые женщины, которых привлекал мужчина иноземной крови. Таш знал, что выгодно отличается от соседей. Силанцы были бледными, с белесыми глазами и волосами, будто присыпанными дорожной пылью. А он — смуглый, с густой темной гривой и очами, в которых плясало пламя. Так, во всяком случае, убеждал гостей Киддир, тыча пальцем в мускулы Таша. Обучен воинскому искусству, защитит вас от любой напасти, и еще молодой, двадцати лет не исполнилось, служить вам будет долго, просто огонь, а не мужчина!

Но как только они видели клеймо на ошейнике, улыбки гасли, а сами покупатели торопливо уходили к другим торговцам.

Убийца. Бешеный. Кто такого возьмет?

Вот и еще один гость, на сей раз мужчина, покачал головой и вышел из-под тента. Таш уныло проследил за тем, как теряется в толпе посетителей рынка его затянутый в ткань затылок. К сегодняшнему дню разобрали даже больных и немых, которым отдельные торговцы нарочно отрезали языки, чтобы те не могли рассказать о себе правду. Зачарованные ошейники подавляли волю, заставляя людей беспрекословно повиноваться приказам хозяев. Скажут доложить правду — не захочешь, а доложишь про все свои болячки. Ну и как за такого выручить кошель серебра? Но покупатели тоже были не дураки, поэтому ценились немые дешево. И все же их покупали, а Таша — нет.

Лишь одному человеку было хуже, чем ему. Плечом к плечу с Ташем сидел мужчина лет тридцати — тридцати пяти, тот самый, на которого вскинулся Киддир. Он понуро уставился в землю, сгорбив израненную спину и свесив длинные волосы сероватого оттенка. Все тело раба, от грязных пяток до исхудалой шеи, покрывали кривые татуировки с одним единственным символом: "забвение".

Под навес зашел новый посетитель. Седой, в парчовом кафтане, с золотыми кольцами на пальцах. Пахнуло духами — аристократ, о своем запахе волновались только они. Старик прогулялся мимо лавок с женщинами, щупая их груди и проверяя зубы. Мужчины его явно не интересовали, но перед соседом Таша он замер и вскинул белые брови.

— Это еще что такое? — спросил он Киддира.

— Писарь или толмач, господин. Умеет читать и писать, болтает на двух языках…

— А магические символы на нем для чего?

— Кто-то подшутил над беднягой, господин, — сразу заюлил работорговец. — Он не беглый маг, вы не подумайте!

Старик скривился.

— Тьфу! Не знай я тебя много лет, Киддир, решил бы, что ты решил протащить в город кого-то из презренных повстанцев, которые прячутся в горах.

Хозяин нервно засмеялся.

— Я? Да ни в коем случае! Я наивернейший слуга короля. Кстати, вы еще не видели вон ту девицу…

Таш соседу мысленно посочувствовал. Быть ему вечером опять битым.

За весь разговор раб так и не поднял взгляд. Казалось, он уже смирился с судьбой. А у такого, как Забвение, хорошей судьбы быть не могло.