– Если тебе по вкусу такая еда, можешь пару горстей съесть – тебе не повредит, – строго оборвал ее вожак нашей бродячей стаи. – Ешьте то, что осталось. Я принесу основное с ярмарки. Но по городу, чтоб сегодня не шлялись. Сирвиг присмотрит за вами.
– После Хелегая, брат, ты стал совсем невыносимым! – надула губки Гвен. – Хотя мы с тех пор почти всю Исантию объездили. Даже в северном Дорклоке побывали, а там ух, сколько сброда, не чета столичному, а ты все трясешься!
– За тебя и трясусь! – пробурчал Гинго. – Твоя рыжая голова вечно находит неприятности, поэтому тебе предупреждение первой, как только окажешься в компании Скорпа и банды, даже не дернусь спасать. А он не тот хелегайский вельможа, обхаживать и нежничать не станет.
– Конечно, ты не станешь ее спасать! – снова выступила Игуми в обычной своей позе и манере. – Все сделаешь руками Джай. Она тогда Гвенни вытащила! В этот раз тоже спасет!
Это была обычная перебранка нашего балагана. Первое время я только взгляд переводила с одного спорящего на другого, пока совсем не начинала шея болеть. Теперь стало привычнее, поэтому поспешила переодеться, мельком взглянув на спокойную Шаваро, если в ней нет возмущения – значит, и правда, стоило послушать Гинго и отказаться от похода в город. Хлеб с сыром найдется, даже есть еще соленое сало на варево – все ж лучше, чем совсем ничего. А чутью вожака я доверяла, он в этом деле с рождения.
– Так-с! – похоже было на то, что мужчина разозлился и, несмотря на превосходство в росте, вплотную подошел к карлице, едва дотягивающей до его пояса. – Это ты тогда подбила Гвен выйти погулять по городу, что и привело к беде. И обе вы знаете, что лучше меня послушать! А если так хотите приключений, можете выметаться отсюда ко всем чертям. Но, учтите, Джай ни за кем из вас не пойдет!
На последних словах Гинго так рявкнул, что Игуми аж подскочила, а Гвен дернулась.
– Уяснили?!
Девушки дружно закивали. Довольно смешно, если бы не было так тревожно. Поэтому я перед тем, как мужчина нас оставил, все же спросила:
– Гинго, что-то опять стряслось, да?
– Просто будьте осторожны, – бросил он мне напоследок. – Это столица, могут быть бунты. Попадетесь королевской гвардии, вас точно никто не спасет. Башня Скорби станет вашим пристанищем навеки.
– Башня Скорби? – переспросила я уже в, пропавшую за пологом, спину.
– О-о, – задумчиво протянула старая цыганка. – Это самая знаменитая тюрьма империи.
Она высыпала пепел из мундштука, в стоявшую рядом металлическую пепельницу, набила трубку свежим табаком и закурила.
– Ее построил дед нынешнего императора и сажал туда всех, кто смел противиться ему, – продолжила свой рассказ Шаваро, выдыхая табачный дым. Игуми и Гвен заткнули носы, карлица даже отвесила матерчатый вход в фургон, чтобы он мог проветриваться.
– Он посадил туда так много народу, – как ни в чем не бывало продолжала цыганка. – Что все уже сбились со счета, люди стали забывать, за какие грехи их туда сажали. Просто если тебе не посчастливится можно было быть пойманным и брошенным туда. В один прекрасный день император швырнул в Башню свою молодую жену, которая якобы возлегла с другим. Я помню тот день…
Тут Шаваро умолкла и снова затянулась, а мы втроем с открытыми ртами продолжали смотреть на нее. Частенько Шаво баловала нас байками, но все по мелочи, всякими легендами да сказками. Казалось, она жила еще в древнее время, когда по земле и правда бродили драконы, которых она встречала лично. А история с заточенной императрицей произошла чуть ли не сотню лет назад!
– Это ж сколько ей лет-то? – шепотом спросила у Игуми, на что получила толчок в бок и выразительное, как у вскипающего чайника, шипение карлицы.
– Тихо! Она такая старая, как… помет дракона… – тут Игуми многозначительно покосилась на меня. – Ну, или как твои шуточки. Лучше помолчи, а то Шаво собьется и забудет, что говорила.
– Царица была так прекрасна, – цыганка снова выдохнула кольцо табачного дыма и продолжила свою историю. – Золотые волосы царицы развевались на ветру, словно атласные ленты. Она рыдала, просилась, но никто не внял словам бедной женщины. Ее швырнули в ту яму, которую с тех пор так и прозвали Башней скорби и слез, так жалели люди молодую императрицу. Император же не сжалился даже тогда, когда в темнице у его жены родился сын. Не хотел он слышать о том, что его наследник растет в аду среди преступников и убийц. Изменницу с выродком он и вовсе не хотел видеть.
– Какая жуть… – прошептала Гвен, за что тоже получила толчок в бок от карлицы.