А алтарь все приближался, словно не Джиад с Леаварой подплывали к нему, а большой, слегка обтесанный камень двигался им навстречу. Джиад невольно вспомнила скалу Всеядного Жи, но это, конечно, была не она. Перед алтарем замерли двое нарядных иреназе, рыжий и светловолосый, которые медленно повернулись к ним, и Джиад сразу встретила отчаянный взгляд ярко-синих глаз Алестара.
Король иреназе смотрел на нее так, будто Джиад должна была объявить ему смертельный приговор или помилование. Неужели он еще в чем-то сомневается? Она ведь приплыла. Сюда, к нему. Не отрывая своего взгляда, подплыла совсем близко, и вокруг зашумели, а Джиад растерянно подумала, что совсем не знает свадебных обычаев иреназе. Про браслет и ленту ей рассказали, но ведь это не сразу? Прямо сейчас ей что делать? Благие боги, какое счастье, что рядом Леавара!
Поглядывая на юную каи-на краешком глаза, Джиад повторяла за ней все движения. Она подала Алестару руку и заняла место слева от него, немного успокоившись от пожатия крепких пальцев. Поклонилась жрецу в яркой тунике Троих, взирающему на них с умилением и торжественной радостью на плутоватой физиономии. Кажется, у Тиарана появился достойный преемник. Но, возможно, судьба предшественника этого амо-на чему-то научит?
В голову лезли какие-то глупости, Джиад снова попыталась сосредоточиться. Искоса взглянула на серьезное бледное лицо Алестара, словно высеченное из мрамора. Неизвестно, было ли это частью ритуала, но роскошная солнечно-рыжая грива его была распущена и огненной волной ниспадала на спину до пояса, оттеняя синюю тунику. Только на висках Алестар заплел волосы в пару тонких косичек, чтобы не мешали. Украшений на нем не было, кроме золотого браслета с рубинами на правой руке, парного к браслету Джиад. И еще Сердце Моря, теперь уже истинное, горело на его груди празднично алым сиянием.
Слева от Джиад замер Эргиан, тоже держа Леавару за руку. Его туника излюбленного светло-серого цвета была расшита жемчугом, как и при первой их встрече на Арене, волосы распущены. Но что-то в кариандском принце изменилось.
Улучив момент, когда жрец повернулся к алтарю, Джиад не удержалась и рассмотрела Эргиана, как раз поглядевшего в ее сторону. Тонкое лицо принца, казавшееся ей прежде некрасивым и бесцветным, словно налилось изнутри серебряным светом, ресницы и брови стали немного темнее, губы — неуловимо ярче и четко очерченными.
Это был все тот же Эргиан, и все-таки иной, словно неведомый художник прорисовал его черты тонкой деликатной кистью, невесомо их подчеркнув, и вдруг оказалось, что кариандец изумительно хорош собой. Что лицо у него не только умное, но и чеканно изысканное, как старая серебряная гравюра великого мастера. Леавара? Она же его накрасила! И вышло это не смешно или противно, как обычно смотрится краска на земных мужчинах, а так, словно кто-то стер паутину и пыль, за которыми Эргиан прятался, и показал остальным то, что избранная кариандца сама давно разглядела в нем глазами своей любви.
«Пожалуй, хорошо, что Алестар, вопреки обыкновению молодых иреназе, терпеть не может ни драгоценностей, ни красок для лица, — подумала Джиад, переводя взгляд на него. — Ему, такому яркому, ничего этого не нужно. Но я обязательно попрошу Леавару нарисовать его портрет. Потому что ничего более красивого даже представить не могу».
Жрец повернулся к ним, и Джиад замерла, погрузившись в происходящее и наконец поверив, что все это происходит с ней. Звучали древние слова обращения к Матери Море, и Джиад знала, что никогда не забудет величественный и прекрасный лик обеих богинь. У иреназе брак лишь подтверждает запечатление, но для них с Алиэром он станет окончательным шагом друг к другу.
— Алестар, дитя Кариалла и Немеллы, берешь ли ту, чья рука в твоей руке, в супруги перед ликом богов и морского народа? Клянешься ли беречь и хранить ее во время штиля и во время шторма? Станет ли она жемчугом твоего сердца, избранной и запечатленной… — Жрец сбился, но невозмутимо закончил: — Ибо то, что связала Мать Море, смертным не разорвать во веки веков.
— Клянусь! — торопливо ответил Алестар и сильнее сжал ладонь Джиад, словно боялся ее потерять.
— Джиад, дитя… Арубы! — ловко вывернулся жрец. — Берешь ли ты того, чья рука…
— Клянусь! — уронила Джиад, выслушав все до конца.
И почувствовала, как пальцы Алестара тянут браслет с ее предплечья.
Когда привычная тяжесть исчезла, она вдруг почувствовала себя хуже, чем голой! Одинокой… Протянула другую руку, стараясь, чтоб это не вышло слишком торопливо, и Алестар поспешно надел ей браслет снова. Обручальная драгоценность села плотно и мягко, словно была там всегда, и Алестар протянул ей свою руку.
Дождавшись, пока они обменяются браслетами, жрец взял с алтаря длинную широкую ленту, расшитую золотом, и плотно, но не туго обвязал их свободные запястья, для чего Алестару пришлось повернуться к Джиад лицом.
— То, что сочетала Мать Море, не разлучить смертным! — провозгласил жрец, и огромный зал, полный иреназе, закричал в едином ликующем порыве.