Сердце морского короля

— И вот кончились триста лет, вместо времени благоденствия ставшие временем раздора. Должна была состояться новая игра, это решили еще в начале первой, но из-за того, как все закончилось, линии сместились, кто-то не родился, кто-то не вовремя погиб или просто не встретился. На трон всходили не те, кто должен был, а предназначенные для этого прозябали в безвестности. Предатели требовали верности, бессердечные — любви, ничтожные — власти, а безумцы крутили колесо событий. И когда пришел миг выбора, у Скалы Завета тоже повстречались не те, кому выпала эта судьба. С иреназе, потомком Ираэли, еще хоть как-то сложилось, но в воду за перстнем Аусдрангов прыгнула не принцесса из рода Эравальда, что должна была искупить вину своего предка и доказать, что люди тоже умеют любить. Вместо нее там оказалась жрица воинского бога из далекого южного храма. Ну и пошло-поплыло-полетело…

Оно опять поковыряло песок ногой, и тут прозвучал холодный злой голос Алестара, приподнявшегося из рук Джиад:

— Значит, все это время в нас играли? Делали ставки, как на Гонках, смотрели, кто придет первым, хлестали бедами вместо лоура? Ну и как? Интересно, кто же выиграл?!

— Ты дерзок, дитя, — разомкнулись губы на бесстрастном лице Матери Море, и гулкий низкий голос прокатился по Арене. — Игра, о которой ты говоришь с таким гневом, должна была восстановить справедливость.

— Чью справедливость? — так же зло поинтересовался Алестар. — Или это мы с Джиад предали и убили Ираэль? Я даже Торвальда не могу в этом обвинить! Он получил по заслугам, но за свои прегрешения, а не за то, что сотворил его предок! Вы устроили все это… С перстнем, с Сердцем Моря, с нами… Ради чего?! Чтобы выяснить, кому триста лет считаться сильнейшей? Это не вернет ни Ираэль, ни тех, кто погиб из-за нее! Я считал богов мудрыми! Я чтил Мать Море и уважал Мать Землю, думая, что они справедливы и милостивы к своим детям. А был не ребенком, но игрушкой?!

— Алестар… — тихо сказала Джиад, опасаясь гнева богов, однако рыжий, бросив на нее взгляд, продолжил еще яростнее:

— Почему вы присвоили себе право решать за нас? Потому что вы боги и нас создали? Тогда зачем дали свободу воли? Играли бы в беспомощных кукол, как дети! А если мы наделены волей, разумом и душой, если можем жить, как сами захотим, тогда почему мы все еще камни на вашей доске для игр?!

Он замер и замолчал в тишине, еще более оглушительной, чем прежде, и с горькой безнадежностью закончил:

— Я любил и чтил вас, прародителей, давших нам жизнь. Но не могу молчать и не спрашивать, за что вы так с нами поступаете?

Джиад показалось, что прошла маленькая, сжатая в несколько вдохов вечность, а потом Мать Море снова заговорила, и голос ее был величественным, как волны, рушащиеся с высоты на камни, однако гораздо мягче:

— Разве ты жалеешь о том, что произошло? Рука богов бывает тяжела, но чем плоха твоя участь? Ты волен избрать любую дорогу, какую пожелаешь. Если выберешь рассудком, твоей избранной станет любая из принцесс иреназе. Если же твое сердце тянется к рожденной на земле — спроси ее. Недавно она клялась всем богам и самой себе, что если ты выживешь, она исполнит любое твое желание.

Джиад подняла голову, чувствуя, что все взгляды обращены на нее. Мать Море и Мать Земля смотрели благожелательно, в их глазах, вечных, нечеловеческих, Джиад почудилась тень сочувствия. Жи… глядело бесстрастно и будто выжидающе. Иреназе и Лилайн тоже смотрели. Но тот единственный, чей взгляд она сейчас хотела бы увидеть, сидел на песке рядом с ней и отвечал ровно и спокойно, роняя каждое слово, как милосердный удар, добивающий смертельно раненого:

— Ничего вы, боги, не понимаете в любви. Я не хочу судить ни Ираэль, ни Эравальда. Но я не позову Джиад остаться в море, потому что здесь она не будет счастлива. Всей моей любви не хватит, чтобы заменить ей солнце, воздух, небо над головой, огонь и земную еду, людей… да все, к чему она привыкла! А если я потребую, чтобы она бросила свою жизнь ради меня, какая же это будет любовь? Я хочу, чтобы она была счастлива! Счастлива, понимаете?! И свободна…

— Что же ты тогда сам не уйдешь за ней? — разомкнула губы Мать Земля, и голос ее был как шум леса на ветру. — Или боишься бросить море? Земля велика и незнакома, но ты можешь обрести там и дом, и любовь. Если я дарую тебе ноги вместо хвоста, ты последуешь туда, куда позовет сердце?

Джиад затаила дыхание, не зная, что хочет услышать. И когда прозвучал ответ Алестара, ей стало безнадежно легко и сладко, потому что именно этого она ждала и на это надеялась.

— Я не Ираэль, — спокойно уронил рыжий. — Да, я люблю Джиад. Люблю, как никого больше любить не смогу. Но я король, и у меня есть долг перед народом. Я не могу оставить их, как стадо салту! Это у зверей сразу найдется другой вожак, а разумным существам нужны верность и забота, честность и справедливость. Я не брошу их. Пусть я не лучший король, которого они заслуживают, но что смогу, я сделаю.

— И предашь любовь? — прошелестела прибоем Мать Море. — Ради власти?