Сердце на Брайле

Довольный найденной информацией, я подумал, что Александр Дюма-сын тоже, вполне вероятно, выбрал этот цветок в честь своего отца, который очень устал, написав «Трех мушкетеров» – настолько познавательный роман, что по нему теперь снимают фильмы. Да, Дюма-сына нельзя назвать неблагодарным. Я решил обязательно рассказать обо всём папе – ведь это реальное доказательство того, что между отцом и сыном может происходить нечто важное. Отложив словарь, я увидел, как Мари-Жозе возвращает книгу библиотекарю. Дождавшись, когда она выйдет, я отправился за ней и уже собрался позвать, но Мари-Жозе поджидала компания воображал-подружек, и я передумал.

Последний урок мы провели, препарируя бычьи глаза. Нас разбили по парам. Хайсам орудовал скальпелем, а я записывал. Я пытался встретиться взглядом с Мари-Жозе, но впустую, потому что она не отрыва- ла своих глаз от бычьих. Затем месье Дюбуа начертил схемы, чтобы показать, как видит бык, и я запомнил, как он нарисовал маленький поезд напротив глаза, чтобы было понятнее. Для нас всё работало примерно так же. В какой-то момент Мари-Жозе задала заумный вопрос, смысл которого от меня ускользнул из-за сложных словечек. Месье Дюбуа очень удивился, а Мари-Жозе уточнила:

– Просто мой отец – врач, поэтому я спросила…

Когда все вышли из класса, я сделал вид, что никуда не спешу, в надежде пропустить Мари-Жозе вперед и пойти за ней. Но столкнулся со Счастливчиком Люком. Мой план с треском провалился, потому что направлялся он прямо ко мне, да и вообще это был плохой знак. Я думал, думал, что же такого сделать, но не находил. Наверное, у меня всё на лице написано. Может, завучу уже рассказали о чуде на уроке геометрии, и он теперь меня подозревает?

– Как дела, Виктор?

Вид у него был дружелюбный, что меня немного успокоило, однако он казался каким-то нервным.

– Хорошо, а у вас? Как же вам не повезло в прошлое воскресенье… Щебень на спуске, какая жалость!

Счастливчик Люк пожал плечами.

– Всё хочу тебя кое о чём спросить.

– Да?

– Скажи, кто написал «Трех мушкетеров»: Дюма-сын или отец?

Он скрестил руки на груди и смотрел на меня таким взглядом, будто сейчас перед ним откроются тайны Вселенной.

– Конечно же, Александр Дюма-отец. Сын писал всякие истории о цветах, которые не отличались крепким здоровьем.

– Надо же… странная семейка.

– Почему вы спрашиваете?

– Потому что чтение требует… гм… длинных этапов.

Я вспомнил о символичной манере выражаться моего египтянина, которого тоже сложно понять с первого раза, и подумал, не заразно ли это.

– То есть у вас тоже всё туманно с языком? – спросил я Счастливчика Люка.

– Бла-бла-бла… Я же себя понимаю. Кстати, нельзя слоняться по коридорам.

И я быстренько сбежал, потому что не хотел, чтобы всё полетело в тартарары. Встречи с представителями власти не всегда проходят удачно.

Едва оказавшись на улице, я посмотрел по сторонам, разыскивая Мари-Жозе. Ее силуэт виднелся уже далеко. Она шла одна, а это редкость, и, если я хотел воспользоваться случаем, следовало поторопиться.

Я перешел на шаг метрах в двадцати от нее, но девчонка всё равно обернулась, потому что я пыхтел, как выбросившийся на берег кит. Ее кудри рассыпались по лицу из-за внезапного порыва ветра. Казалось, именно такой ветер нагоняет на землю ночь.

– Ты тоже живешь в деревне? – спросила она.

– На выезде, прямо за гаражом. Ты редко ходишь без подружек. Кажется, вы отлично ладите.

– Я вижусь с ними только в коллеже, а после… Мне кажется, они такие…

– Тощие воображалы?

Я тут же прижал ладонь к губам, поскольку понял, что сморозил что-то неподобающее. Я покраснел, что меня удивило, и захотел бежать со всех ног, но уже выдохся и не мог сдвинуться с места. Мари-Жозе всё-таки улыбнулась, но едва-едва. Казалось, она думает над ответом.

– Я бы вряд ли так выразилась, но, в общем, я понимаю, о чём ты.

Мы молча дошли до огромных домов на въезде в деревню. Внезапно я ляпнул:

– Кстати, спасибо за решения с этим треугольником, ровно… равно…

– …бедренным?

– Да, бедренным.

– Тебе не за что меня благодарить, я здесь совершенно ни при чём. Я даже понятия не имела, что ты списал…

Так как мы шли мимо церкви, а я не знал, как выкрутиться, я просто сказал:

– Тогда не вижу других объяснений: это чудо. А когда случается чудо, надо благодарить Бога. Я так обычно не делаю, но ладно.

Я стрелой помчался в церковь и опустился на колени на специальную… молельную штуковину. Я произнес молитву собственного сочинения в честь бога всех геометров и треугольников, равнобедренных и не только. Силуэт Мари-Жозе виднелся в дверном проеме, как в театре теней, словно какой-то древний призрак, а мои слова разносились по церкви со звуком хлюпающей в раковине воды.

Оказавшись на улице, я попытался принять вид, достойный торжественного момента.

– А ты забавнее, чем я предполагала, – задумчиво произнесла она.

Несмотря на сумерки, я разглядел на ее лице странную улыбку – непонятно, правда, смеялась ли Мари-Жозе надо мной или же ей было грустно, а может, и то и другое одновременно. Вдруг она остановилась и показала на ворота.

– Вот, мы пришли.

– Знаешь, забавно…