Сердце на двоих

В тот же день они забрались на паром и отправились в Плимут. Все, что вынесла из поездки Корделия, была сердечная смута да зарисовки, сделанные ею в Ла Веге. Что касается последних, Корделия даже засомневалась, брать ли их с собой. Даже несмотря на то, что они были первыми ростками ее долго дремавшего творческого начала. Они напоминали ей о Гиле, а воспоминания о нем и так не оставляли Корделию: его пронзительный взгляд, высокомерный голос, то, как он неожиданно и точно понимал, что творится в ее душе. И в лишних напоминаниях о нем Корделия не нуждалась. В конце концов, она все же захватила рисунки с собой, но дома засунула их в ящик стола и решила никому не показывать.

Через несколько дней после возвращения в Англию ей позвонил Брюс.

— Как насчет того, чтобы Отправиться на чай к Морнингтонам? — спросил он.

— Что, они приглашают и меня? — удивилась Корделия, упустив из виду, что Брюс сделал ее невольной соучастницей провала своей миссии в Ла Вегу. — Ведь я с ними совершенно не знакома.

— Глупости! Ты же понимаешь, мне пришлось рассказать обо всем леди Морнингтон. И ты — единственная, кто знаком с наследником. Естественно, что она любопытствует. К тому же, — продолжал он, — ей, как и мне, с трудом верится, что он отказывается от любых деловых контактов с нею. Может быть, ваш разговор с нею что-то прояснит.

Корделия глубоко вздохнула. Будет очень трудно объяснить позицию Гиля, да еще и сам Брюс не вполне доверяет ее рассказу. Стало быть, от леди Морнингтон следует ждать еще меньшего доверия. Но не убегать же от ответственности. В конце концов, она по собственной воле и вполне сознательно приняла участие в решении проблем Морнингтонов.

— Будь по-твоему. Я сделаю все, что от меня зависит, — обещала она, в глубине души в который раз проклиная тот день, когда согласилась ехать в Испанию.

То был чудесный сентябрьский день. Брюс заехал за ней в магазин, и они сразу отправились в Морнингтон Холл. Из города они двинулись в северную сторону. Их путь пересекал долину речки Уай, спокойная красота природы радовала глаз. Листва на старинных ясенях, дубах, березах только начинала пламенеть и золотиться. От этого пологие склоны окрестных холмов пестрели всеми красками осени, а вдали вырисовывались резко контрастировавшие с этим многоцветием темные очертания Черных гор. Корделия ощутила, что ее сердце наполняется покоем и довольством. Этот край, эти виды она так хорошо знала, любила и понимала!

Брюс бросил на нее оценивающий взгляд. — Ты готова к предстоящему разговору? — спросил он, когда их автомобиль въезжал в величественные, сложенные из старинного камня ворота.

— Так это и есть поместье Морнингтонов? — пропустила вопрос Брюса мимо ушей Корделия. — Признаться, я много раз проезжала мимо, но никогда не видела самой усадьбы. Где же она находится?

— Терпение, — успокоил ее Брюс. — Ее не будет видно еще некоторое время. Пока не проедем через олений парк.

— Через что? — поразилась Корделия. Казалось, что парк никогда не кончится. Они миновали не один акр холмистой местности, покрытой настоящим лесом. Затем на их пути возникло озеро, в ротором отражались вершины холмов и разноцветные кроны деревьев.

— Этот парк был разбит по проекту самого Капабилити Брауна, — сообщил Брюс.

— Но какой огромный! — удивленно воскликнула Корделия.

— А ведь владения Морнингтонов тянутся далеко за пределами парка, продолжал просвещать ее Брюс. — Множество фермеров арендуют у них землю. Право Морнингтонов на все эти угодья зафиксировано еще в книге Страшного суда (Название кодифицированного свода земель и населения, составленного в Англии в конце XI века… С тех пор они умножили свою недвижимость, чему способствовали браки, королевские дары в благодарность за верную воинскую службу. А вот теперь смотри — перед нами их особняк!)

Да разве это особняк, подумала Корделия. Впереди стоял древний укрепленный замок с башнями по углам, построенный из местного розово-серого песчаника. По расположению ухоженных лужаек и террас вокруг него можно было догадаться, где некогда проходила линия рвов. Но замок служил лишь основой всего строения. Поздние поколения Морнингтонов присоединили к нему крылья, представлявшие собой странную смесь стилей от позднесредневековых до классицизма восемнадцатого века. Однако каким-то чудом этот стилевой эклектизм не лишал постройку благородного и величественного вида, отражающего ее древность.

Корделия невольно ахнула. И от этого наследства Гиль Монтеро хочет отречься! Комок застрял в ее горле, и вдруг она ощутила прилив грусти, смешанной с раздражением на Монтеро, ей захотелось, чтобы он вместе с ней взглянул на открывшуюся панораму, чтобы это грандиозное и излучающее покой зрелище впервые предстало перед ним в такой же сентябрьский день, вызолоченное неярким осенним солнцем.

— Боже, до чего красиво! — вырвалось у нее.