Сердце на ладони

— Я тебе отдала все. А ты… Опозорил, надсмеялся… С дитем хочешь бросить?

«С дитем», — вот откуда этот страх.

«Неужто она может забеременеть?!» Эта мысль не оставляла его с того дня ни на минуту. Он купил толстую книгу «Акушерство», прочитал в пустом осеннем парке все относящееся к беременности и закинул книгу в кусты. Нет, ничего еще она не знает. Но забеременеть может…

…Вопрос Генриха встревожил его. Что, если она рассказала подругам, а они — Косте, который живет в общежитии и частый гость у девчат? Тогда, наверное, уже знает вся бригада.

Узнает весь цех, завод. Чего доброго, станут разбирать на собрании.

Нет, не дают человеку воли. Тысячи условностей связывают его по рукам и ногам, тысячи страхов подстерегают на каждом шагу. Он, Славик, считал, что избавился уже от таких «пережитков» и «предрассудков», как совесть, стыд, любовь, преклонение перед авторитетами… Ни черта не избавился. Он не только такой, как все, он хуже — сентиментальный слюнтяй. А виноваты родители, это они так воспитали. И в таком окружении стать другим, выходит, прямо-таки невозможно. С туристами поспорил — в каталажку, узкие штаны надел — в «Крокодил», с девушкой связался — женись. Жуть!

День этот, однако, закончился благополучно: Нина его не придушила, в комитет комсомола не вызвали.

Но Славик не обрадовался гудку. Он пообещал Нинке встретиться с ней вечером. А встречаться совсем не хотелось. И не пойти боязно.

С завода они вышли вместе с Тарасом. Домой Славик не спешил. У него создались сложные отношения с Ирой. На удивление матери, они совсем перестали ссориться. Сестра смотрела на него с брезгливым пренебрежением. А он боялся ответить даже сердитым взглядом. Не затрагивал. Почти льстил. Только было бы тихо.

Тарас долго шел молча. У него была своя забота: отношения в семье Ярошей — в его семье. С малых лет он замечал ревность Галины Адамовны и раньше жалел ее. Но с возрастом, разобравшись, стал больше сочувствовать отцу.

О том, что мать снова приревновала Яроша к кому-то, сообщила ему Наташа. А после их встречи у Зоей Антон Кузьмич первый раз в жизни заговорил с сыном о своих отношениях с женой… Тарас с горечью думал: как можно так усложнять простые и ясные вещи, марать грязью чистые человеческие чувства! Желая помочь, он попробовал поговорить с Галиной Адамовной. Но та резко оборвала его: «Я тебя прошу не вмешиваться». Тарас вовсе не считал, что нужно лезть людям в душу. Но нельзя же оставаться в стороне, когда двое хороших людей, проживших вместе много лет, никак не научатся понимать друг друга.

— Катка нынче, видно, не дождаться, Бр-р, — съежился Славик и поднял воротник своего легкого короткого пальто.

Снег, выпавший неделю назад, таял. Было сыро, скользко и холодно. Тарас, в кожаной куртке на меху, в галошах, шагал широко, уверенно. Славик над галошами смеялся — старомодно! — и в длинноносых туфлях скользил на талом снегу, перепрыгивая лужи, ругал никудышную зиму. И вдруг ляпнул неожиданно не только для Тараса, но, очень может быть, и для себя самого:

— В тебя по уши втрескалась одна дура. Тарас промолчал, только недоверчиво глянул на него.

— Не веришь? Даже не интересуешься кто? Моя сестра. Ира.

— Она уполномочила тебя сообщить мне об этом?

— Ну что ты! — засмеялся Славик. — Я прочитал ее дневник.

— Красиво, нечего сказать!

— А ты не прочитал бы дневника сестры, если бы он подался тебе на глаза? Терпеть не могу притворства. А я читал. Интересно! Как роман. Тебя она превозносит! Культ Гончарова.

Тарас понял, что на этот раз Славик говорит правду. Он и сам кое-что замечал. Но зачем Славик заговорил о сестре именно сейчас?

Оставив без ответа тираду Славика, Тарас спросил:

— Скажи лучше, что у тебя там с Нинкой? Славик поскользнулся, обругал городские

власти и дворников, которые не чистят тротуаров. Это помогло ему справиться с замешательством.

— Что у тебя с Машей, то у меня с ней. Ходим в кино. Вот и сегодня пойдем. Почему зто тебя интересует?

— Хлопцы не верят, что у тебя это серьезно.

— О, великие моралисты! Вам хотелось бы, чтоб я, сходив два раза в кино, тут же женился? А сами-то вы не слишком торопитесь с этим делом. Философ наш очкастый три года Зою за нос водит, учебой отговаривается… — Славик зло и громко выругался. — Надоели вы мне как горькая редька! Все! Автоматы!..

Тарас давно уже научился не обращать внимания на болтовню Славика, но эти слова его обидели. Сколько они возятся с ним, сколько ему прощают, а он вот какого мнения о бригаде.

«Секретарь парткома был прав, не будет из него толку, придется распрощаться». Однако Тарас вздохнул с огорчением, все-таки жаль было этого шалопая..

31

Маша удивилась, когда выяснилось, что билетов только два.

— Как? Ты не взял для Зоси?

Тарас отчаянно смутился, И Зося тоже.

— Ну что ты! Я совсем не хочу вам мешать.

— Чем ты можешь помешать, скажи, пожалуйста?

Маша говорила из прихожей, куда вышла переодеться.

Зося сидела на диване в привычной позе, поджав ноги, укрыв их теплым платком. В квартире было даже жарко, но ее все еще не оставляло нервное ощущение, что ноги стынут; так у калеки болит ампутированная нога.