Сердце некроманта

— Значит, займешь его место, — завершил Первый брат. Рванул с моей шеи амулет Фейнрита — цепочка больно рассекла кожу, так, что я вскрикнула. Кивнул стражникам.

— Увести.

В камере, куда меня впихнули, даже было оконце. Под самым потолком, маленькое, кошке не пролезть, потому на него не стали тратить решетку. Я глянула на небо и поспешно отвернулась — закат окрасил его розовым, точно отблесками костра, который мне предстоял.

Нет. Не буду думать об этом. И отчаиваться рано. В конце концов, еще должен состояться суд. Может быть, к тому времени гнев Первого брата утихнет. Вдруг судьи поверят, что я не хотела ничего дурного. Может, я смогу смягчить их искренним раскаянием — а я в самом деле раскаивалась. Да, мои намерения были чисты, но Фейнрит велел судить о дереве по плодам, а о людях — по деяниям. Некромант сбежал из-за меня, из-за меня снова будет твориться зло.

И если не врать самой себе — когда прошла первая оторопь, где-то в глубине души я обрадовалась, что мне не придется сопровождать к костру этого человека с насмешливым взглядом и злым языком.

Поймав себя на этой мысли, я испугалась. Осенила себя священным знамением, торопливо прочла молитву.

Сопровождать его к костру не придется. Я сама на нем окажусь.

Нет. Еще не все потеряно. После суда приговор передают светским властям, лишь они вправе казнить и миловать. Были ли случаи, когда приговор не подтверждали? Я не знала, в селе, где стояла наша обитель, некромантов не водилось. Была одна ведьма, которая уморила ребенка, принимая роды, но она сбежала, почуяв опасность, прежде чем братья пришли за ней.

Вдруг случится чудо, и светские власти не подтвердят приговор? Пусть каторга, с каторги выходят, с костра…

Окошко погасло, камера погрузилась в темноту. Я проваливалась в сон, снова просыпалась. Крутила в голове одни и те же мысли, переходя от надежды к отчаянию, от молитвы — к проклятьям. Доставалось и моей глупой самоуверенности, и черному, из-за которого все случилось, и Первому брату, осудившему меня.

Когда гнев иссякал вместе с силами, я опять засыпала и опять просыпалась резко, как от толчка. В какое-то из этих пробуждений пришел стражник, сунул мне кружку воды — оказывается, я хотела пить — и, не проронив ни слова, исчез. Напившись, я обнаружила, что кусочек неба в окошке стал голубым.

Только сейчас я заметила что здесь было холодно. Я взобралась на нары с ногами, стараясь не касаться стены, обхватила руками колени. Остался бы со мной дар, смогла бы согреться, пусть и сил бы на это потребовалось много, но к чему их сейчас беречь? Однако артефакты, подавляющие силу, работали исправно, а у меня не было ничего, в чем оставалась бы хоть искра магии, чтобы проскользнуть вслед за ней к источнику.

Как будто, если бы оставили магию, мне бы это помогло. Я не некромант и не способна, призвав силу смерти, превратить камень стен в песок, которым он неминуемо когда-нибудь станет. Я не инквизитор и не знаю боевых заклинаний. Могу лишь призвать огонь, да что толку — обожгу одного стражника, прибежит еще дюжина вместе с братьями. К тому же, напав на охрану, я признаю, что виновна.

Все, что мне оставалось, — сидеть и ждать своей судьбы.

Дверь снова распахнулась, впустив брата Михаэля.

— Здравствуй, сестра, — улыбнулся он мне так же тепло, как улыбался на верхушке сторожевой башни — как давно, кажется, это было!

— Здравствуй. — Несмотря ни на что, я была рада ему, как была бы рада любому живому человеку, пришедшему меня подбодрить.

Или…

— Ты пришел меня проведать или принес вести?

— Проведать, — снова улыбнулся он, подходя ближе. — Ты скрасила мою скуку, и я подумал, что могу скрасить твое одиночество. Можно я сяду?

Я кивнула, отодвинулась на край нар, чтобы ему хватило место, но брат Михаэль сел совсем рядом, прижавшись своим бедром к моему. Я попробовала потесниться еще, но двигаться было некуда, только если встать… Но прежде, чем я начала подниматься, Михаэль обнял меня за талию.

— Что ты делаешь? — растерялась я. Попыталась оттолкнуть его, но свободной рукой он поймал мое запястье.

— Тебе говорили когда-нибудь, что ты очень красивая?

— О чем ты? — Я хотела дернуться, но он крепко прижал меня к себе, не забывая удерживать и руку, — так что и шелохнуться не получилось.

— Красивая, нежная, невинная… И все это не достанется никому, — продолжал он, заглядывая мне в лицо.

— О чем ты? — повторила я, по-прежнему не понимая. — Мы посвящаем себя Фейнриту, и обеты…

Он покачал головой, склонился к моему лицу.

— Неужели ты никогда не хотела узнать, что такое жар мужских объятий?

— Ты в своем уме? — Я снова попыталась вывернуться из его рук, и снова ничего не вышло.

Вот значит, как он решил скрасить мое одиночество! Но какая-то часть меня никак не могла поверить в происходящее. Грязные вопросы черного возмутили меня — но чего ожидать от некроманта? Домогательства Михаэля словно превратили в ледяную статую — настолько неожиданны и неуместны они были.

— Уходи, брат. — Я очень старалась, чтобы голос прозвучал твердо, но так и не смогла справиться с оторопью, и это было слышно. — Уходи и не греши.