— Я бы на твоем месте обязательно написала. Ты ведь так красиво пишешь письма, напиши, а я передам письмо мистеру Сингеру. Недели две назад он принес мне на кухню несколько рубашек и попросил простирнуть. Рубашки были до того чистые, будто их носил сам Иоанн Креститель. Мне и пришлось-то всего-навсего окунуть их в теплую воду, чуть-чуть оттереть воротнички, а потом выгладить. Вечером я ему их отнесла, и знаешь, сколько он дал за пять рубашек?
— Не знаю.
— Как всегда, улыбнулся и дал мне целый доллар. Целый доллар за одни эти рубашки! Он очень добрый, вежливый белый, я не побоялась бы задать ему какой хочешь вопрос. Я бы не постеснялась написать такому милому человеку письмо. Пиши, отец, не сомневайся.
— Может, и напишу, — сказал доктор Копленд.
Порция вдруг привстала и принялась поправлять свои туго затянутые, напомаженные волосы. Издали послышались тихие звуки гармоники, постепенно они становились громче.
— Вилли и Длинный идут, — объявила Порция. — Надо их встретить. Береги себя, а если я тебе понадоблюсь, дай мне знать. Я очень рада, что мы с тобой поужинали и наговорились.
Звуки гармоники стали отчетливо слышны — Вилли, дожидаясь Порцию, играл возле самой калитки.
— Погоди, — сказал доктор Копленд. — Я ведь всего раза два видел тебя с мужем, мы с ним толком даже не знакомы. А с тех пор, как Вильям был у меня в последний раз, прошло три года. Почему бы им не заглянуть сюда на минутку?
Порция стояла в дверях, ощупывая кончиками пальцев прическу и серьги.
— В прошлый раз, когда Вилли тут был, ты его очень обидел. Видишь ли, ты просто не понимаешь…
— Что ж, — сказал доктор Копленд, — я только предложил.
— Обожди. Я их позову. Может, они зайдут.
Доктор Копленд закурил сигарету и зашагал по комнате. Он никак не мог прямо надеть очки; пальцы у него опять дрожали. Из палисадника перед домом донеслись приглушенные голоса. В прихожей раздался топот, и в кухню вошли Порция, Вильям и Длинный.
— Вот и мы, — сказала Порция. — Длинный, я, кажется, так и не познакомила тебя с отцом. Но вы друг о друге все знаете.
Доктор Копленд пожал гостям руки. Вильям застенчиво жался к стене, а Длинный вышел вперед и чинно поклонился.
— Я много о вас слышал, — сказал он. — Очень рад с вами познакомиться.
Порция и доктор Копленд принесли из передней стулья, и все четверо расселись возле печки. Они молчали и чувствовали себя неловко. Вилли нервно оглядывал все вокруг — книги на кухонном столе, раковину, раскладушку у стены и своего отца. Длинный скалил зубы и одергивал галстук. Доктор Копленд, казалось, хотел что-то сказать, но только облизнул губы.
— Что-то ты уж очень наяривал на своей гармошке, Вилли, — прервала наконец молчание Порция. — Видно, вы с Длинным где-то здорово угостились джином.
— Никак нет, — вежливо возразил Длинный. — С субботы капли в рот не брали. Поиграли в подковы, и все.
Доктор Копленд так ничего и не сказал, и молодые выжидающе поглядывали на него. В комнате было душно, а тишина действовала всем на нервы.
— Вечная у меня морока с их костюмами, — сказала Порция. — Каждую субботу стираю обоим белые костюмы и два раза в неделю глажу. А ты на них погляди! Они и надевают-то их только после работы. Все равно: два дня поносят — и хуже трубочистов. Только вчера вечером гладила брюки, а складки как не бывало.
Доктор Копленд по-прежнему безмолвствовал и не сводил глаз с лица сына. Но когда Вилли это заметил, он прикусил свой куцый заскорузлый палец и уставился в пол. Доктор Копленд почувствовал, что пульс его скачет и кровь стучит в висках. Он закашлялся и прижал кулак к груди. Ему хотелось поговорить с сыном, но он не мог придумать — о чем. В нем поднималась старая злоба, а времени поразмыслить и преодолеть ее не было. Кровь стучала в голове, и он был растерян. Но все трое смотрели на него, и молчание было таким тягостным, что ему пришлось его прервать.
Голос его прозвучал визгливо и самому показался чужим.
— Интересно, Вильям, многое ли ты запомнил из того, что я рассказывал тебе в детстве?
— Не понимаю, о чем ты говоришь?
Слова сорвались с языка прежде, чем он успел их обдумать.
— А о том, что я отдал тебе, Гамильтону и Карлу Марксу все, что у меня было. Вложил в вас всю свою веру и все надежды. И получил в ответ тупое непонимание, лень и безразличие. От всего, что я в вас вложил, ничего не осталось. Все у меня отнято. Все, что я пытался сделать…
— Тес… — прервала его Порция. — Отец, ты же обещал, что не будешь сердиться. С ума можно сойти! Зачем нам ссориться?
Порция встала и направилась к выходу. Вилли и Длинный поспешно двинулись за ней. Доктор Копленд шел последним. Они стояли в темноте у двери. Доктор Копленд пытался что-то сказать, но где-то глубоко внутри у него перехватило горло. Вилли, Порция и Длинный сбились кучкой.
Держа одной рукой за руки мужа и брата. Порция протянула другую доктору Копленд у:
— Давайте перед уходом помиримся. Терпеть не могу, когда у нас ссора. Давайте больше никогда не ссориться.
Доктор Копленд молча попрощался с ними.
— Вы меня извините, — сказал он под конец.
— Я не в обиде, — вежливо сказал Длинный.