Сердце — одинокий охотник

Она столкнула его на положенное место и легла рядом. Когда она снова открыла глаза, было уже поздно — солнце светило в окно. Джорджа и след простыл. Со двора доносились детские голоса и плеск воды. Этта и Хейзел разговаривали в соседней комнате. Пока она одевалась, ей вдруг пришла в голову одна мысль. Она попыталась подслушать их разговор сквозь дверь, но слова трудно было разобрать. Тогда она с маху распахнула дверь, чтобы застать их врасплох.

Они читали киножурнал. Этта еще лежала в кровати. Рукой она до половины прикрыла фотографию какого-то актера.

— Вот отсюда он правда похож на того мальчика, который ухаживал за…

— Как ты себя чувствуешь, Этта? — спросила Мик. Она заглянула под кровать — коробка ее стояла на том же месте, где она ее поставила.

— Очень тебя это волнует, — огрызнулась Этта.

— Чего ты задираешься?

Лицо у Этты осунулось. У нее ужасно болел живот и яичник был не в порядке. Это имело какое-то отношение к ее нездоровью. Доктор сказал, что ей срочно надо вырезать яичник. Но папа сказал, что придется подождать. В доме нет никаких денег.

— А как, по-твоему, я могу себя вести? — сказала Мик. — Я тебя вежливо спрашиваю, а ты сразу начинаешь лаяться. Хотела тебя пожалеть, что ты больная, но разве с тобой можно по-человечески. Понятно, что я злюсь. — Она откинула со лба прядь волос и погляделась в зеркало. — Господи! Видишь, какая шишка! Лоб у меня наверняка треснул, факт. Два раза ночью грохнулась; видно, ударилась головой о столик возле кушетки. Не могу я спать в гостиной. На этой кушетке я ноги вытянуть не могу.

— А нельзя ли потише? — вмешалась Хейзел.

Мик встала на колени и вытащила из-под кровати свою большую коробку. Она внимательно осмотрела веревку, которой та была перевязана.

— Эй вы, лучше скажите, трогали вы ее или нет?

— Иди ты… — сказала Этта. — Очень нужно пачкаться твоим хламом.

— Только попробуйте! Я вас задушу, если тронете мои вещи.

— Ну, знаешь! — сказала Хейзел. — Мик Келли, ты самая большая эгоистка, какую я видала! Тебе на всех наплевать, кроме…

— Иди ты на фиг! — Она хлопнула дверью. Как она их ненавидит! Наверно, нехорошо так думать, но это правда.

Папа был на кухне с Порцией, пил кофе в своем неизменном купальном халате. Белки глаз у него были налиты кровью, и чашка дребезжала на блюдце. Он как заводной шагал с чашкой в руке вокруг кухонного стола.

— Который час? Мистер Сингер еще не ушел?

— Ушел, милушка, — сказала Порция. — Да ведь уже скоро десять часов.

— Десять! Ого! Никогда еще так долго не спала.

— Что там у тебя в этой шляпной коробке, которую ты вечно таскаешь?

Мик сунула руку в духовку и вытащила полдюжины оладий.

— Не спрашивай, и я тебе не буду врать. Не суй нос в чужие дела, не то плохо кончишь.

— Если осталось немножко молока, я намочу в нем хлебушка, — сказал папа. — Это называется «кладбищенская похлебка». Может, живот поменьше будет болеть.

Мик разрезала оладьи пополам и положила внутрь ломтики жареной телятины. Усевшись на заднем крыльце, она стала завтракать. Утро было теплое и солнечное. Тоща-Моща и Слюнтяй играли с Джорджем на заднем дворе. На Слюнтяе был купальный костюм, остальные сняли с себя все, кроме трусов. Они поливали друг друга из шланга. Струя воды сверкала на солнце. Ветер разносил брызги облачком, и облачко это переливалось всеми цветами радуги. На ветру хлопало развешенное на веревке белье. Белые простыни, голубое платьице Ральфа, красная кофта и ночные рубашки — все это, мокрое, свежее, было надуто ветром, как разноцветные шары. Погода стояла почти летняя. Мохнатые желтенькие шмели гудели вокруг жимолости у забора, выходящего в переулок.

— Смотри, я буду держать его над головой! — кричал Джордж. — Смотри, как потечет вниз!

Энергии в ней было хоть отбавляй, она не могла усидеть на месте. Джордж набил мешок из-под муки землей и подвесил его на ветку вместо тренировочной груши. Она стала бить по нему. Хлоп! Хлоп! — в такт песне, которая звучала у нее в уме, когда она проснулась. Джордж нечаянно положил вместе с землей в мешок острый камень, и она поранила костяшки пальцев.

— Ой! Ты пустил мне воду прямо в ухо. У меня лопнула перепонка! Я совсем оглох!

— Дай сюда. Дай я пущу…

Струя воды попала ей в лицо, а потом ребята направили шланг прямо ей на ноги. Она испугалась, что промокнет ее коробка, и понесла ее кругом по переулку к парадному. Гарри сидел у себя на ступеньках и читал газету. Она открыла коробку и вынула тетрадь. Но ей трудно было сосредоточиться, чтобы записать песню. Гарри смотрел на нее, и это мешало ей думать.