Громов смотрел так… плотоядно, что ли. Прости Господи, но другой ассоциации не возникло. Её «четверка» всегда привлекала внимание, чего уж тут греха таить. Учитывая, что природа наделила Олю фигурой песочных часов. Причем очень ярко выраженных. Большая грудь, тонкая талия, крутые бедра. Три в одном. У Оли всегда имелся небольшой лишний вес, но она научилась его маскировать утягивающим комфортным бельем.
А судя по тому, как стремительно развивалась мода на бодипозитив и пышек, её фигура невольно оказывалась в центре внимания. Оля к происходящему относилась ровно, подчеркивала достоинства, прятала недостатки. Иногда раздражало, что мужчины видят только её фигуру, как они говорили — «пышные формы», и им откровенно плевать, что Оля из себя представляла дальше.
Виталик тоже так думал. Только она, дура, окрыленная любовью, предпочитала закрывать глаза. Всё видела, замечала, но мирилась. Спрашивается, почему, для чего? Вопросы, относящиеся к разряду риторических.
О том, что у неё всё-таки не «тити», а грудь, Ольга мгновенно вспомнила, увидев Громова.
Тот задержался на несколько секунд.
Этого хватило.
У Ольги по позвоночнику побежали мурашки. Слишком много мужского было во взгляде Громова.
Назойливый внутренний голос, ехидный, зачастую злой, пробуждающийся в самые ненужные моменты, когда эмоциональные качели раскачивались и без того с удвоенной силой, сладко пропел, что Виталик в лучшие времена никогда не смотрел на грудь Оли с таким выраженным вожделением.
И в принципе на неё не смотрел.
Мужчина прошел в палату, чувствуя себя тут на правах хозяина.
Оля рассчитывала, что ей дадут высказаться. Дали. Толку-то?
Мужчина давил на Олю одним присутствием. От него шла сумасшедшая, подавляющая энергетика. А когда он потянулся к Сашеньке, девушка готова была вцепиться в него ногтями, рвать и кусаться.
Оля не узнавала себя. Откуда в ней взялось столько негатива? Она относила себя к положительным персонажам.
Но этот Громов… Он изначально вызывал в ней сильнейший диссонанс. А когда разложил по полочкам, как и что вчера произошло, Ольга и вовсе почувствовала себя полным ничтожеством.
В горле образовался ком. Ни вдохнуть ни выдохнуть.
Правильно говорят, что неприятности не приходят поодиночке. Если уж кого-то решили «полюбить», то займутся плотничком.
Частично отсрочке её «казни» поспособствовала та самая медсестра, которая к ней заглядывала утром. Правда, теперь её поведение изменилось.
— Кто спрашивает? — по-деловому и четко бросил в ответ Петр.
— Там… на ресепшене, — снова расплывчато ответила медсестра. Лена, кажется. Оля читала её имя на бейджике, но в памяти отложилось нечетко.
Петр что-то негромко бросил, очень сильно смахивающее на «могучий и русский», после чего посмотрел на Ольгу.
— Мы не договорили.
Та поспешно кивнула.
Она на все согласится, лишь бы он сейчас ушел!
Ей вздохнуть надо… Понимаете?
И от него в том числе.
Петр направился к двери, видимо, посчитав, что его слов для Ольги достаточно. Когда мужчина проходил мимо, медсестричка перестала дышать и выдохнула, только когда он прикрыл за собой дверь.
— Вы как, Ольга?
— Нормально, — по привычке отозвалась девушка и автоматически добавила: — Наверное…
Медсестра замялась.
— Вам что-то надо? Пожелания какие-то? Скоро начнется обход.
Оля осторожно покачала головой, стараясь избегать резких движений.
— Тогда я оставлю вас. Чуть позже принесу смесь и пюрешки для вашей малютки.
У Ольги снова заныло сердце. Как же, оказывается, мало надо человеку, чтобы потонуть в новых ощущениях, — элементарная человеческая забота и только.
— Вас Лена зовут, правильно? Извините, с утра не запомнила, сейчас на расстоянии не вижу, — начала Оля, всё же задерживая медсестру.
— Да, Лена, все правильно.
— Леночка, спасибо вам большое. Я… Господи, у меня даже слов нет…
— Да вы что, Ольга, — испугалась медсестра, заметив, как девушка заплакала, зажимая рот ладонью. — Для слез и расстройства нет причин. И вы, и ваша дочка в надежных руках. Григорий Маркович дал дополнительные распоряжения, сегодня возьмут ещё некоторые анализы. Не переживайте вы так. Всё будет хорошо! И Петр Михайлович…
Девушка резко втянула в себя воздух, снова покраснев, чем вызвала невольную улыбку у Оли.
— А что Петр Михайлович? — вопрос у последней сорвался с губ самопроизвольно. Она не хотела про него спрашивать. Так получилось.
— Ну-у, — медсестра замялась. — Он тоже… немного поспособствовал. Вы понимаете.
— Нет. Не понимаю. Честно.
Лена с неприкрытым удивлением уставилась на Олю, а у той неприятный холодок снова прошелся по спине.
— Я его не знаю, — пострадавшая девушка решила объясниться. Ей нужна конкретика. Хоть какая-то и хоть от кого-то. Иначе она сойдет с ума. Или наворотит ещё больших дел, что в её положении недопустимо. — Мы вчера случайно познакомились… Авария и…
О том, кто виноват и что конкретно произошло, Оля благополучно промолчала. Не стоит откровенничать.
— Вчера? О, тогда вам вдвойне, Ольга, повезло.
У той едва с языка не слетело ироничное «правда?», но девушка вовремя его прикусила.
— Наверное…