— Да, я мудак! — начал он свою обличительную речь. — Я признаю! Не знаю, как получилось… Увидел ту дамочку, и меня понесло. Оль, я всё признаю и всё понимаю. Слушай, ты даже не представляешь, как я раскаиваюсь. Клянусь тебе… Увидел тебя в дверном проеме, и всё… крыша поехала…
— Крыша у тебя поехала, когда ты дурь в себя закидывал, Виталь, — спокойно, без лишней суеты оборвала его Оля, ежась от прохлады.
— Да нет же! — яростно бросился оправдываться мужчина, отчего на его скулах заходили желваки. — Так получилось, понимаешь? У девки дурь была, я спецом не покупал! Ольчик, ты же знаешь, я ничего не употребляю! И…
— Хватит, Виталь, — снова оборвала его Оля, поморщившись. — Ты мне изменил — первое. Ты меня ударил — второе. Ты, правда, думаешь, что можешь через пару дней прийти ко мне и сказать, что виноват, что исправишься и что мы дальше начнем жить-поживать и добра наживать? Прекрати.
Она устало провела рукой по лицу.
Знала, что Виталик рано или поздно объявится. С него сойдет дурь, и он приложит все усилия даже не для того, чтобы её вернуть, а чтобы оправдать себя. Так как ему важно быть хорошим в глазах других людей. А тут что получается? Мало того, изменил, так ещё и жена ушла с маленьким ребенком. В свете того, что Оля пострадала в аварии и теперь «однорукая», их развод приобретал ещё более темные краски.
Ольге было всё равно.
Она должна теперь думать о Саше и о маме.
Ещё думалось про Громова… Не удавалось ей от него избавиться, как она ни старалась. Да и Вика подливала масла в огонь, чем подбешивала её.
— Я не просто думаю, Оль! Я знаю! Ты любишь меня и…
— Ты совсем охренел? — негромко уточнила Оля, раздражаясь. — Ты себя послушай! Ты даже сейчас говоришь, что это я тебя люблю! А не ты! У тебя совесть вообще осталась? Хотя о чем я! Виталь… Не надо, вот правда. Распинаться сейчас, говорить, что будет. Я всё видела. Более того, я всё почувствовала. Вот тут.
Здоровой рукой Оля указала себе на скулу. Мужчина поморщился, открыл рот, чтобы что-то сказать, но девушка его остановила:
— Ты пришел. Уже хорошо. О нас говорить мы больше не будем. Ни сегодня. И ни завтра. На днях, когда оклемаюсь и более-менее приду в себя, я подам на алименты.
— На какие, к черту, алименты? — прошипел Виталя, сразу краснее. — Ты меня в алиментщики хочешь записать? Не будет этого! Поняла?!
— Хочешь через суд, через экспертизу ДНК? — Оля намеревалась стоять до конца. — Без проблем.
— Ты сдурела? Ты думаешь, что говоришь? Какой суд? Мне новую должность обещают! А тут суд! Да меня вообще из конторы турнут, если узнают, что я сужусь с бывшей из-за алиментов…
— Вот и не судись, Виталь. Можно всё сделать по-человечески.
— Оль, так дело не пойдет!
— Как скажешь, — она пожала плечами. — Мне пора к Саше. Будут вопросы — я готова к обсуждению.
— Оль…
Виталя перехватил её за руку, потянул на себя. Олю пробрала дрожь, неприятная и холодная. Как могло случиться, что человек, которого она воспринимала, как родного, с которым ложилась спать в одну кровать, занималась сексом, делила кров и еду, в одночасье начал вызывать отторжение? Причем настолько сильное, что его можно сравнить с брезгливостью.
А ещё появился страх.
Оля распрямила плечи, дыша глубоко. Она ни за что на свете не выкажет, как вязкий испуг коснулся сердца. Оля относилась к числу тех людей, которые были убеждены, что раз человек поднял руку, ударил, то ударит и второй раз. Случайностей тут не бывает.
Видимо, в её взгляде что-то промелькнуло. Или она отшатнулась — Оля не могла знать. Только Виталик побледнел, нахмурился сильнее.
— Не трогай меня…
— Ты чего…
— Не трогай.
Оля осторожно, не делая резких движений, вернула руку себе и, больше не смотря на Виталика, направилась к квартире. Он ещё что-то пытался говорить, шел за ней. Она не обращала внимания.
— Погоди… Да подожди ты, что ли…
Уже около двери Виталику удалось обогнать Олю и преградить ей путь. Она не смотрела на него, мазнула взглядом.
— Оль, это что… всё? Ты серьезно?
Она лишь кивнула. Сил разговаривать не было.
Вика поддержала её. Вместе всплакнули на кухне.
— Тебе нельзя волноваться, сестренка. Молоко пропадет. Ты должна думать о себе и о Саше. По поводу алиментов даже не волнуйся. Виталик, конечно, козел, но не конченный мудак. Будет платить, как миленький.
В тот вечер ей казалось, что мир обрушился на неё, придавив многотонной тяжестью, и Ольге уже ни вздохнуть ни выдохнуть. Звонила мама, спрашивала, как они. Оля поставила на громкую связь, и Вика спасла разговор, то и дело вклиниваясь с шутками и репликами.
Выезжала Вика утром. Уже стоя с чемоданами наготове и ожидая, когда за ней поднимется Антоха, она прищурила глаза.