Флортье вздохнула. Она с сожалением вспоминала отели «Дес Индес», «Недерланден», «Кавадино» и «Гранд Отель Ява». Места, куда она давно уже не отваживалась заходить. Как-то раз, после возвращения из Преангера, она зашла в «Кавадино», там за соседним столиком сидели два приятеля Эду. При виде нее они зашушукались, стали усмехаться, и Флортье сбежала еще до прихода официанта. Между тем она уже не могла позволить себе такую роскошь, как пообедать там или даже что-то выпить. В «Европе» было гораздо дешевле и, если не считать неприветливого персонала, довольно симпатично. Отель находился не на том берегу канала, где стояли дорогие отели, клуб «Гармония» и элегантные магазины, а на другом, на Ганг-Тибо, маленькой улочке, примыкавшей к улице Нордвейк, в начале одноименного городского района. В саду отеля росли тропические деревья-великаны, они дарили приятную прохладу и смягчали жалкое впечатление от фасада отеля с выгоревшей вывеской, а в стрекоте цикад было что-то веселое и одновременно успокаивающее. Всегда, когда Флортье приходила сюда, ей казалось, что она может перевести дух и на пару часов забыть про свои заботы.
В нескольких столиках от нее раздался пронзительный смех. Она боязливо оглянулась и с облегчением вздохнула, увидев, что смеялись не над ней. Там сидели две женщины над скромным рейстафелем. У Флортье сжался желудок; сегодня она еще ничего не ела; пожалуй, нужно что-нибудь заказать. В отеле, где она жила, можно было питаться два раза в день, заплатив пятьдесят пять флоринов в месяц: большая сумма, если учесть, что Флортье целыми днями ходила по городу в поисках работы. Поэтому она покупала еду на базаре или у уличных торговцев, скромную, маленькими порциями, но дешево, да у нее и аппетита-то особого не было.
Она пригляделась к женщинам, и ей показалось, что она уже где-то видела и стройную рыжеволосую с благородным профилем, в узком зеленом платье и шляпке в тон, и пышнотелую блондинку в голубом. Вероятно, подруги; встречаются здесь иногда, чтобы поболтать за едой. У Флортье защемило сердце, а на глазах выступили слезы. Она скучала без Якобины. Вот уж никогда бы она не поверила, что после смерти матери и предательства отца сможет так скучать по кому-то. Она думала о Якобине каждый день; ее последнее письмо, изрядно помявшееся, Флортье всегда носила с собой в сумочке. Она получила его в Расамале в тот день, который мог бы стать самым прекрасным в ее жизни, а закончился так ужасно. Много раз она пыталась написать ей. Возможно, Якобина могла бы ей что-то посоветовать, даже одолжить небольшую сумму на первое время. Но Флортье было стыдно признаться, что Джеймс расторг помолвку и выгнал ее из дома; и прежде всего, было стыдно назвать причину его поступка. А лгать она не хотела, не только Якобине, но и вообще, ведь именно ложь и скрытность привели ее к такому безнадежному положению.
Она испуганно встрепенулась, когда официант молча поставил перед ней оба стакана и швырнул газету.
– Большое спасибо, – с улыбкой сказала Флортье. Но официант уже удалился, чтобы занять привычное место на балюстраде и продолжить разговор.
Флортье взяла лимонад и жадно выпила полстакана; вздохнула и украдкой вытерла рот рукой. Выпрямилась, поправила юбку своего светлого платья так, чтобы закрыть ноги, сняла под столом туфли и с блаженным вздохом прижала раскаленные ступни к каменным плиткам. Нервно потерла ладони, взяла газету «Ява Боде» и раскрыла ее. Как всегда, с надеждой, что сегодня она наконец-то найдет объявление, которое станет для нее выходом из сложившейся ситуации.
Она внимательно читала объявления. В основном, там была реклама – австралийского вина, голландской сгущенки и английских мужских рубашек. Расхваливалось красное «Бордо» и гуано из Перу, причем Флортье лишь с третьего раза поняла, что речь шла об удобрении и что тот же торговец предлагал также сахарный песок и кофе. «Ван Влейтен & Кох» обещали некие особые предложения, Ж. Дюре – новую партию обуви из Франции; как и в предыдущих газетах, тут была реклама мебельного магазина Шюсслера в Бейтензорге. Предлагалось «настоящее пиво» «Хейнекен», мюнхенское «Сальватор» и ирландское темное пиво «Стаут». Швейные машинки «Зингер» прямо из Нью-Йорка, фортепьяно и содовая из Гросс-Карбена под Франкфуртом-на-Майне. Предлагала свои услуги швея и две модистки с превосходными рекомендациями. Убежала собака, сдавались разные дома. Штукатур по лепнине искал заказчиков. Часы из Женевы были так же популярны, как сыр гриер и