Сердце огненного острова

– Наши отношения с Винсентом – это одновременно блаженство и проклятье. В наших жилах течет нечто, соединившее нас навсегда. – Пальцы впились в запястье Якобины. – Я хочу, чтобы вы дали мне обещание, нони Бина. Хорошо? Если завтра меня не станет… Вы позаботитесь о Винсенте и детях?

– Вы не должны даже думать об этом, госпожа де Йонг, – возразила Якобина и хотела выдернуть из ее пальцев руку, но Маргарета сжала ее еще крепче.

– Прошу вас, нони Бина! Кроме моего отца, живущего в Амстердаме, у нас нет никого! Родители Винсента давно умерли, а два года назад ушла из жизни и его сестра. Детям нужен близкий человек. Такой, как вы.

Якобине хотелось вскочить и выбежать из комнаты, чтобы не слышать подобных слов. Но ее тронула мольба в глазах госпожи де Йонг, так похожих на глаза Йеруна и Иды.

– Да, я обещаю, – наконец, ответила она, хотя ей казалось, что на плечи лег многопудовый груз.

– Спасибо, – прошептала Маргарета де Йонг, и на ее глазах показались слезы. – Огромное спасибо.

– Вам надо хорошенько отдохнуть, – посоветовала Якобина и сама устыдилась формальности своих слов.

Маргарета де Йонг кивнула, отпустила ее руку и снова легла, положив голову на подушку.

– Спасибо, – еле слышно повторила она и закрыла глаза.

Якобина встала и, выйдя из комнаты, со вздохом облегчения притворила за собой дверь. Передернула плечами, словно хотела стряхнуть с себя что-то темное, липкое, неприятное.

Осторожно толкнула дверь напротив. На полу под окном, выходившем на залив, где по-прежнему бурлила и пенилась вода, была постелена циновка. На ней с открытыми глазами лежала Мелати. Она торопливо вскочила, на ее круглом лице был написан вопрос, даже страх. Якобина покачала головой, мол, все в порядке, и закрыла за собой дверь. Немного постояла, глядя на спящих детей – Йерун свернулся на своей узкой кроватке в позе вопросительного знака; Ида спала на спине, раскинув руки и ноги.

Мелати снова села на циновку, чуть подвинулась и похлопала рукой рядом с собой. Якобина улыбнулась, хотя у нее неожиданно навернулись на глаза слезы, и кивнула. На цыпочках прошла к окну и тихонько села рядом с Мелати. Прислонилась затылком к беленой стене, закрыла глаза и стала слушать сонное дыхание детей, к которому добавлялся шум моря.

На следующее утро дом и веранда оказались покрыты тонким слоем пепла. Сквозь открытые окна и дверные щели пепел проник в дом, и прислуге пришлось делать большую уборку. Еще целую неделю сотрясения грунта, громовые раскаты и пушечные выстрелы пугали людей по обе стороны Зондского пролива. По успокоившимся водам залива плавали куски пемзы, свидетельства мощной отрыжки, выбросившей на северное побережье Кракатау столбы огня и пепла, и неудержимой икоты, напавшей на Пербуатан, северный конус вулкана, самый маленький на острове.

Потом повелитель дыма и огня Оранг Алийе снова умилостивился после своей вспышки гнева, негромко поворчал и затих. В рай земной снова вернулись тишина и покой.

На какое-то время.

27

Флортье с довольным видом разгладила юбку своего нового платья цвета майской зелени, с крошечными маргаритками, и еще раз расправила рюши, обрамлявшие благопристойный квадратный вырез и рукава по локоть. Очень милое платье; его дополняла плоская шляпка с букетиком маргариток, ловко сидевшая на высокой прическе. Увы, не от «Руффиньяка», но все-таки от «Табарди», и не такое уж дешевое, как и подходящие по цвету туфли на плоском каблучке, и хорошее белье с широкими кружевами и зелеными лентами. Но Флортье срочно требовались новые вещи; не могла же она появляться в «Европе» в одних и тех же платьях. Ведь ей надо было и дальше выглядеть, как девушка, которая стоит своих пятидесяти флоринов. А то и больше; во всяком случае, она пыталась выторговать как можно больше денег, прежде чем пойти с мужчиной в номер, и никогда не соглашалась на меньшую сумму, даже когда напрасно сидела день за днем на веранде, а ее наличные таяли с пугающей быстротой.

Довольная, она потягивала шампанское; она заслужила его, зарабатывая свой хлеб насущный тяжким трудом. И не только хлеб, но и платья, туфли, шляпки, красивое белье, которые манили ее к себе каждый день из витрин токос, лавок на Ганг Менджанган, когда она возвращалась домой в наемном садо. «Сегодня был хороший день, ты можешь побаловать себя покупкой», – думала она. Но часто бывало и по-другому: «Сегодня был неудачный день, и покупка поможет тебе пережить неудачу, а если завтра ты будешь выглядеть особенно привлекательной, то и день получится хорошим».

Взволнованные женские голоса оторвали ее от газеты, которую она по-прежнему заказывала у официанта, все еще надеясь, что однажды обнаружит там объявление, которое откроет перед ней дверь в приличную жизнь. Но когда видела, что экономка зарабатывала в месяц гораздо меньше, чем она за одну неделю, пропадало желание идти на такую работу.