Сердце огненного острова

В порту Батавии она с ужасом ожидала появления своего мучителя. В каждом китайце, который приближался к ней или хотя бы бегло смотрел в ее сторону, она видела преданного слугу Киан Джая, посланного на ее поимку. Даже когда буксир отчалил и взял курс на запад, Флортье все еще оглядывалась – не преследует ли ее кто-нибудь.

Постепенно ее очаровала красота окружающего мира, и она на какое-то время забыла про опасность. Ее успокоило то, что вместе с ней плыли два солидных господина в светлых костюмах, скорее практичных, чем дорогих, и везли с собой большой багаж, а также команда баржи, состоявшая из трех туземцев, босых, в саронге, рубашке и с узорчатым платком на голове. Правда, она не отвечала на заинтересованные взгляды попутчиков; ей было не до разговоров и, уж тем более, не до новых знакомств. За последние месяцы она стала испытывать робость по отношению к мужчинам, которая могла быстро перерасти в неприязнь или даже страх.

Ее лицо озарила радостная улыбка, когда на берегу стали видны густые джунгли, пальмовые рощи и домики с крышами из пальмовых листьев. Она заулыбалась еще шире, когда мимо них проплыл райский остров, среди пышной зелени которого высились три высоченных конуса нежного серо-синего и буро-коричного цвета. Словно бусины на нитке, прямо за ним в сверкающей голубой воде лежали еще два острова. Флортье уже различала в морской дымке расплывчатые очертания Суматры с нежно-голубыми горными вершинами, темной зеленью и белым песком.

Над водой раздался оглушительный залп. Воздух сотрясся, завибрировал в слуховых проходах. Флортье вздрогнула, вскинула голову и с испугом огляделась. Оба солидных господина тоже встрепенулись и вытаращенными глазами смотрели вместе с командой баржи в какую-то точку, находившуюся за спиной Флортье. Она повернулась.

Из переднего конуса выстрелил белый столб дыма и стремительно понесся вверх, в голубое небо; под ним набухало темное, почти черное облако, быстро увеличиваясь в размере.

– Оранг Алийе, – пробормотал один из моряков и в ответ на испуганный и вопросительный взгляд Флортье угрюмо покачал головой. – Нихт гут.

Внимание Флортье было приковано к столбу дыма; наверху он начал расширяться, словно зонтик, у его основания обрушивались вниз по склонам горы густые белые облака, а в воздухе тянулись черные полосы дыма и пыли.

Испуганно вскрикнув, Флортье вцепилась в рейлинг, когда судно резко накренилось, а потом запрыгало на волнах. Хотя стоял солнечный, красивый и почти безветренный день, вода бурлила и закручивалась водоворотами, а волны метались, будто упрямый малыш.

Якобина лежала на узкой койке и глядела в потолок. Сквозь зарешеченное окно до нее доносилась тихая музыка гамелана, национального оркестра, – ритмичные звуки деревянных ударных, бряканье и звяканье гонгов и бубенчиков; из-за удаленности они были прерывистыми и несвязными. Возможно, гамелан играл на новом рынке в кампонге, на открытие которого поехали супруги Бейеринк; об этом ей сообщил чиновник, когда ненадолго заглянул к ней утром. Он неизменно приходил хотя бы раз в день, справлялся о ее самочувствии и сообщал новости. Сегодня, на пятый день заключения, он поставил ее в известность, что завтра, после того, как доктор Деккерс представит свои окончательные выводы, он поедет к майору де Йонгу и его супруге, еще раз побеседует с ними, а уж дальше будет видно. А так Якобина видела лишь туземную женщину, которая несколько раз в день приносила ей простые, но вкусные блюда, воду или кофе, забирала грязную посуду, меняла воду в умывальнике и выливала ночной горшок, что было для Якобины немыслимым мучением.

Якобина подтянула колени и обхватила их руками. Когда ее увозили в Кетимбанг, она забыла взять с собой какую-нибудь книгу, а теперь не решалась попросить что-то у Бейеринка. Поэтому в эти нескончаемые дни она была предоставлена сама себе, часами ходила меж голых стен, потому что у нее болели руки и ноги, а еще ее часто охватывала тревога, какой прежде Якобина не знала. Потом снова наступали часы, когда она неподвижно лежала на койке или сидела в уголке, и у нее не было сил даже пальцем пошевелить. Спала она мало и плохо, всегда урывками, ночью или днем, ей снились нелепые сны, ее преследовал страх, всегда сопровождавшийся тошнотой, учащенным сердцебиением и болью в груди.

Раскат грома заставил Якобину вскочить с койки. Его смягчили стены, но, тем не менее, он был оглушительным и сопровождался звуковой волной, сотрясшей воздух. Пленница испуганно прислушалась – музыка затихла, вместо нее теперь слышались взволнованные голоса. Но к ней никто не пришел, а голоса после первого испуга звучали скорее удивленно, чем панически, как бывает перед лицом крупной природной катастрофы, и пульс успокоился. Якобина скрестила руки на груди и прислонилась плечом и виском к прохладной стене.