–
–
– Эй! Кто там?
–
Якобина добралась до противоположной стены, вцепилась в перила и поглядела в темноту. Ядовито-желтая вспышка осветила дом, еще одна вспышка. Прямо рядом с Якобиной между этим домом и следующим, который частично обрушился, из воды торчала раскидистая крона пальмы, там под напором воды качались несколько уцелевших балок с прибитыми к ним досками. Какая-то женщина вцепилась одной рукой в пальмовые листья, а другой отчаянно пыталась держать над водой маленького ребенка, который то сжимал губы, то раскрывал рот в беззвучном плаче. Белокурого ребенка с выгоревшими на солнце волосами.
Якобина чуть не задохнулась от страха.
Следующая молния ярким светом осветила пальму и не оставила сомнений.
В темноте Якобина нащупала балясины лестницы и пошатала их для проверки. Кое-какие из них шатались, и она с силой ударила по ним кулаком, а потом, превозмогая боль, стала их расшатывать, пока не отломила одну балясину.
После этого она легла на живот, протиснулась через образовавшуюся брешь и протянула руки к пальме; чтобы не унесло, она раздвинула ноги и уперлась коленями в балясины.
– Госпожа де Йонг! – громко крикнула она, насколько ей позволяли больное горло и обожженные легкие. – Госпожа де Йонг! Это я,
Вспышка озарила обезумевшее лицо Маргареты де Йонг. Якобина высунулась еще немного и почти уже дотягивалась до Иды.
– Отдайте мне Иду, госпожа де Йонг! Если она будет у меня, вы сможете держаться над водой. Или я подтяну вас сюда!
– М`Грит!
Тяжело дыша, Якобина подняла голову.
В чреде мгновенных вспышек призрачного света, сопровождавшихся гулом и грохотом, Якобина увидела Винсента де Йонга. Тот держался за балки рухнувшего дома, потом протянул руку жене, и она повернулась к нему. Но длины его руки не хватало, чтобы дотянуться, а у нее были заняты обе руки, ведь она держала себя и дочку на поверхности неумолимого пенного потока, несшего обломки домов и трупы животных. Еще казалось, что у Маргареты почти не осталось сил, хотя приливная волна уже потеряла прежний напор, с которым снесла постройку с тюремной камерой. Но все равно, он бы немедленно унес неизвестно куда даже такую хорошую пловчиху, как Якобина.
– Грит! – пронзительно закричала Якобина. – Отдайте мне Иду!
– Я тут, М`Грит, – гремел голос майора. – Тут!
– Грит! Отдайте мне Иду!
Перед глазами Якобины, словно в причудливой пантомиме, вспыхивали картинки отдельных поз, а движение происходило в темноте. Винсент де Йонг кричал жене и протягивал ей руку. Сама Якобина тянулась к Иде. А между ними Маргарета де Йонг в нерешительности поворачивала голову то туда, то сюда.
– Пожалуйста, Грит! – снова повторила Якобина. – Отдайте мне Иду!
Ее взгляд встретился с взглядом Маргареты де Йонг, и та потянулась к Якобине, не выпуская из рук пальму. Стало темно, но тут же посветлело, и Якобина рванулась вперед. Она крепко, насколько хватало сил, схватила девочку выше локтей, ее пальцы вонзились в нежную кожу, хотя она и чувствовала, что делает Иде больно. Вспышка погасла, Якобина поползла назад, таща Иду сквозь поток, вырывавший из ее рук маленькое тельце, словно злая ведьма. Якобине казалось, что ее запястья вот-вот сломаются, а жилы порвутся под весом Иды. Поток непрестанно пытался вытащить ее из ограждения лестницы и проглотить вместе с девочкой.
«Я должна выдержать. Я должна. Должна выдержать», – мысленно повторяла она.
Стиснув зубы, она сильно потянула к себе Иду, больно ударив о деревянную доску. Ида застонала.
– Извини, – задыхаясь, пробормотала Якобина. – Извини.
Она втащила Иду в дом сквозь дыру в ограждении и села на пол. Ида кашляла и давилась, из ее рта лилась вода; Якобина стучала ее ладонью по спине. Наконец, девочка задышала ровнее.
– Я с тобой, моя малышка, – зарыдала Якобина, прижимая к себе родное, маленькое тельце, без которого так скучала. – Я с тобой!
А когда Ида, дрожа, прижала голову к груди Якобины, а маленькие пальчики впились в ее кебайю, у нее стало тепло на душе.
Якобина подползла на пятой точке к перилам, высунулась в дыру и, придерживая одной рукой Иду, протянула другую Маргарите.
– Хватайтесь!
На какой-то момент приливная волна словно замерла. Под стаккато вспышек стала видна зеркально-гладкая поверхность воды. Момент покоя. Момент передышки. Величественный и страшный.