Сердце огненного острова

– Я вас прошу, – торопливо продолжала она, – быть снисходительной к моему мужу. У него во время войны было сильно подорвано здоровье, он пережил много ужасов, да и все эти годы жизни в тропиках тоже сказываются. Но он все равно скучает без настоящих дел и от этого становится… раздраженным. – Она попыталась улыбнуться, но ее губы дрожали. – С Рождеством вас, нони Бина!

Якобина глядела на праздничный, особенно пышный рейстафел, к которому все едва прикоснулись, и прислушивалась к голосу Маргареты де Йонг и торопливым шагам слуг в вестибюле. Похоже, она собиралась уехать, и действительно, вскоре раздался топот копыт и скрип колес. После этого все стихло.

В который раз за последние недели Якобина размышляла о том, действительно ли бывает любовь, такая страстная, что она в любой момент может перейти в споры, даже в насилие или ненависть. И, как всегда, чувствовала, что при мысли об этом у нее каменели позвоночник и плечи, а в груди что-то теснилось. Это было похоже на голод, которого она не знала до приезда сюда.

Она посмотрела на слугу, который явился, чтобы унести приборы супругов де Йонг.

– Туан де Йонг как тигр, – тихо сказал он, и робкая улыбка осветила его бронзовое лицо.

– Да, – согласилась Якобина и тоже невольно улыбнулась. – Терима касих, – сказала она, вставая, потом помедлила. По всей вероятности, он был мусульманин, но она решила тоже поздравить его с праздником. – С Рождеством!

– С Розтесвом, нони Бина!

В вестибюле она остановилась и посмотрела на рождественское дерево местной хвойной породы, стоявшее возле фортепиано. Его мягкие ветки гнулись под тяжестью шаров, ангелочков и звезд из раскрашенного стекла. Как и дома на Рождество, туда тоже положили детские подарки. Йерун и Ида бросились к ним сразу после выступления. Они нетерпеливо развязали ленты, сорвали бумажную обертку и с горящими глазами достали множество игрушек. Там была и новая кукла с целым гардеробом платьев и туфель, музыкальная шкатулка с кружащейся принцессой, яркий волчок, лошадка на палочке и ящик с кубиками. Дети все внимательно рассмотрели и испробовали, пока не пришло время поужинать под присмотром Мелати и, как обычно, лечь спать. А супруги де Йонг вместе с Якобиной поехали в церковь Виллемскерк и потом ужинали в доме.

Странно было праздновать Рождество тут, в тропиках, в неумолимую жару и под проливным дождем за стенами дома. Впервые за эти месяцы Якобина слегка затосковала по родине с ее холодом, снегом и морозными узорами на стеклах и даже немного по своей семье.

Вздохнув, она пошла к лестнице и остановилась, увидев на ступеньках маленькую фигурку в белой ночной рубашке, державшуюся рукой за перила.

– Йерун! Что ты тут делаешь?

– Мама и папа уехали?

– Да, но они наверняка скоро вернутся, – пообещала она, поднимаясь к нему. Ответить так ее заставил печальный взгляд мальчика. Она погладила его по голове. – Ступай, тебе давным-давно пора спать.

Йерун вцепился руками в перила и поводил босой ногой по ступеньке.

– Я не могу заснуть, – проныл он, а когда Якобина раскрыла рот, собираясь что-то возразить, он поскорее добавил, как бы оправдываясь: – Ида тоже не может!

– А что, Мелати нет?

Он покачал головой. Якобина надеялась, что Мелати теперь празднует Рождество со своим сыном, хоть она и не христианка.

– Почитай нам что-нибудь! – попросил мальчик, склонив голову на бок.

Вообще-то, Якобина собиралась уютно устроиться в постели с книгой, которую ей прислал Ян, – это была «Рождественская история» Чарльза Диккенса; она давно ее не перечитывала. Но не смогла противостоять умоляющему взгляду Йеруна.

Лицо мальчика мгновенно просветлело; он отпустил перила и с радостным воплем взлетел наверх.

У себя в комнате Якобина зажгла лампу, нашла Библию и захватила все это в детскую, а там поставила лампу на ночной столик и положила рядом книгу. Йерун уже стоял на коленях под своим пологом и смотрел с ожиданием; рядом лежал его новый меч. Ида тянула к ней ручки из решетчатой кроватки.

Якобина сбросила с ног тапки, устроилась на короткой, узкой кроватке Йеруна, подложив под спину подушки, и стала листать Библию. Наконец, нашла нужное место. Йерун непринужденно пристроился возле ее локтя, а Ида свернулась в клубочек рядом и положила голову на ее бедро.

– «В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле, – тихо читала Якобина. – Эта перепись была первая в правление»…

Ей вспомнилось собственное детство, когда нянька уходила на выходной, и ей, Хенрику, а потом и Мартину после всенощной, праздничного ужина – селедки под сливочным соусом и отварного картофеля – и подарков разрешали дольше не ложиться спать. В камине весело потрескивали поленья, на рождественской елке горели свечи, а дети пили густой, горячий шоколад с корицей и кориандром и грызли рождественское печенье. Мать сидела за рукоделием, а Юлиус ван дер Беек читал рождественскую историю. Якобина с радостью вспоминала такие картинки из своего детства, это были сладкие воспоминания, а не кислые и не горькие, которые относились к годам отрочества и взрослой жизни.