Сердце пацана

— Удар! Го-ол! — закричал комментатор. — И это на последних секундах матча, друзья! Номер двадцать пять. Лебедев…

— Все? — подорвалась Фролова. — Мы можем отсюда валить?

Пожав плечами, я потопала к выходу, но не для того чтобы уйти, а чтобы дождаться… Фролова в непонятках на меня обернулась, когда я остановилась.

— Ты чего?

— Я жду Германа, — робко обронила и виновато улыбнулась.

Улька зарычала, эффектно откинула волосы за плечо, опустила руки на талию. На лице нарисовалась стервозная ухмылка.

— Неужто-ли созрел?

— В каком смысле?

— Ох, Дунька, ромашка на лугу! Идем кофе что ли возьмем, пока твоего благоверного ждать будем…

И эта туда же… Заговор какой-то, прости Господи!

Чай в моих руках уже успел остыть, Ульяша, кажется, тоже остыла и даже принялась шутить.

— Алехина, — сощурившись процедила, смотря куда-то мне за спину. — Вы гляньте-ка на него! Неприступная крепость, ёшкин кот! Отмороженный импотент, а как воркует с квазимодой. Со мной, зараза такая, так не любезничает.

Обернувшись, заметила в нескольких метрах, как нарекла Фролова: «Парочка! Гусь да цесарочка!»

— Эта тоже, конек-горбунок, в рот ему заглядывает. Тьфу на вас, пиндосы оловянные! Чтоб вам не добежать до туалета! — в чувствах выплюнула стервятница.

Она еще некоторое время не то что убивала пару взглядом, а закапывала живьем. Эта может, с нее станется…

Синица уже успел переодеться, влажные волосы торчали в разные стороны, а на обычно суровом лице нет-да-нет проскальзывала добродушная улыбка. Так улыбаются старым приятелям, бывшим одноклассникам и хорошим знакомым, от которых остались лишь приятные воспоминания. Катька Алехина в это время что-то быстренько строчила в блокнот, навострив ушки, кивала головой, переспрашивала и даже успевала хихикать. Алехина, может, и не была плохой девчонкой, и уж точно не заслужила в свой адрес столько красноречивых эпитетов, сколько лились с бесстыдных уст Фроловой, но все же не вызывала доверия. Уж больно скользкая и ушлая. В глаза всегда улыбнется, а в спину скорее всего плюнет, стоит только отвернуться. Девчонка, за исключением моделинга, работала в местной газете. Неудивительно, что сегодня она была здесь, на матче. «Волки» выиграли кубок. Такое событие нашего города и любителей хоккея не мог упустить ни один журналист.

— Интервью берет, — со знанием дела, сказала. — Вот же, лахудра, без мыла в жопу влезет!

Фролова брезгливо сморщилась и гордо отвернулась.

Дальнейшие события произошли, как в замедленного съемке.

Ничего не предвещало беды. Ульяна отвернулась и замолчала, что было ей не свойственно. Обычно она проклятиям уделяла куда больше времени. Кажется, она была искренне расстроена, хоть и скрывала это за маской отвращения и высокомерия. Я смотрела на часы, прикидывая в уме, сколько еще ждать Белова, а парочка густь да цесарочка легкой походкой шли на выход, улыбаясь друг дружке. Вмиг плакат, что стоял около нас, начал падать и Фролова отскочила, натыкаясь на парочку, а крепкий кофе растекся на розовом кашемировом пальто.

— Упс, — едко ухмыльнулась, — пардон.

— Фролова, это уже ни в какие ворота, — изрек Синица. Он зыркнул на нее, как на душевнобольную, но больше ничего не сказал. — Ты как? — более мягче, поинтересовался у Кати, наклоняясь к девушке.

Кажется, он влез в её личное пространство, но не то чтобы Алехина была против.

— Все хорошо…

Дабы хоть мало-мальски сгладить этот щепетильный инцидент, порылась в сумочке, достала салфетки, протянула девушке.

— Держи. Этот стенд упал на нас, — почему-то принялась я оправдываться, — наверное, плохо приделали.

Парень лишь отстраненно кивнул на мои слова, а на Ульяну даже не обратил внимание, и она поспешила принять меры…

— Синицын, а я-то думаю в чем проблема, а ты, оказывается, за журналисточкой ухлестываешь, — ее голос сочился ядом.

Он и ухом не повёл на колкий выброс. Бережно взял под локоть Катьку, что старательно вытирала пальто. Они прошли пару шагов, как вдруг Синица замер и, не изволив повернулся, бросил:

— Фролова, прекращай фигней страдать. Я тебе не мальчик на побегушках. Я тебе все сказал.

— Конечно, зачем за кем-то бегать, когда есть ручная собачка, — намекнула на Алехину. Та позеленела от такого откровенного хамства. С Фроловой она обычно не связывалась… Себе дороже. Однако, та переходила все мыслимые и немыслимые границы.

— Лучше уж быть верной собачкой, чем блудливой драной кошкой.

— Что, завидно? Тебя-то, поди, никто не дерет.

Вмешиваться в потасовку двух баб мог только отчаянный храбрец или сумасшедший, поэтому и я, и Синицын прикусили языки, а вот поспевший Белов, что подкрался ко мне со спины и бесцеремонно закинул руку на плечо, громко произнес:

— Что за шум, а драки нет? Опять тебя, Синица, бабы не могут поделить?