И Шербера сначала не поняла, о чем он, но потом вдруг засмеялась — стоя голой перед мужчиной, которого едва знала и который спрашивал у нее, у женщины и акрай, правильно ли он к ней прикасается. Его глаза вспыхнули фиолетовым в ответ на этот смех, и Олдин снова приник губами к ее губам, обрывая его, и теперь уже руки Шерберы заскользили вниз, к завязкам сараби, которые она развязала далеко не так легко, как он — вот только даже от ее неловких и неуклюжих движений дыхание его срывалось все сильнее, и губы, сминающие ее губы, были все настойчивее.
— Тебе помочь? — наконец спросил он, лаская губами мочку ее уха, и она сказала «нет» одновременно с тем, как завязка подалась. — Шерб…
Он замер, когда ее маленькая рука двинулась по его голому бедру выше. Ее пальцы обхватили его плоть, и фиолетовая вспышка в глазах Олдина озарила палатку. Шербера нерешительно двинула пальцами, отбрасывая прочь мысли о тех, кто заставлял ее это делать. С этим мальчиком все было не так. Она касалась его, потому что хотела сама, потому что это была ее ночь и ее власть над мужчиной, которую он ей дал.
Его плоть была твердой и одновременно уязвимой в ее руке, и она как будто откликалась на каждое ее прикосновение, как и сам Олдин откликался на него короткими горячими выдохами, обхватив ладонью ее лицо и прижавшись щекой к ее щеке, пока его пальцы гладили ее скулу и висок. Она попыталась найти подходящий ритм, чуть ослабляя и чуть сжимая, ускоряя и замедляя движения, надавливая и почти отпуская, и в какой-то момент он перехватил ее руку и застонал, заставив остановиться.
— Шерб, женщинам вашего мира положено мучить мужчин?
Олдин не отпустил ее руку, увлек ее за собой на шухир, опустился напротив нее на колени, так же, как опускался на колени рядом с ней в пустыне, притянул ее к себе, наклонив голову, чтобы прихватить губами нежную кожу у нее за ухом.
— Что дальше? — Его ладони скользили по ее телу, распаляя жар у нее внутри. — Покажи мне. Покажи.
Она повернула голову так, чтобы их губы встретились, и Олдин потянул ее на себя, не прекращая целовать, так, чтобы она оказалась сверху — там, где никогда не должна была оказываться ни одна женщина ее мира, если только ее мужчина не потерял разум. Теперь и Олдин чувствовал, как горячо и влажно у нее между ног, и когда Шербера двинулась чуть ниже, чтобы поцеловать его в шею, на мгновение обхватил ее рукой за талию и прижал ее бедра к своим, исторгнув из ее и своей груди резкий вздох.
И ведь он даже не прикасался к ней там, только целовал в губы и гладил ее. Он лишь однажды коснулся ее груди, а между бедер у нее уже было тяжело и разливалась тянущая боль, знакомое ощущение, заставляющее ее неосознанно потираться о его бедро в поисках пути к освобождению. То, как он отзывался на ее ласки, то, как нежно и вместе с тем настойчиво отвечал на них, заставляло ее тело вибрировать, а бедра — сжиматься, сдавливать эту пульсирующую в центре ее естества точку, которая так жаждала прикосновений.
— Олдин, — прошептала она, не смея просить.
— Ты можешь сделать это сама, когда захочешь, — сказал он, опуская руку. Его пальцы коснулись ее, и Шербера охнула и тут же сжала зубы, когда прикосновение повторилось. — Ты такая нежная, Шербера, такая нежная… Я все делаю правильно?
— Да, — выдохнула она, закрыв глаза и едва понимая, о чем он говорит. — Да. Все. Правильно.
— Скажи мне, когда ты будешь готова. — Он тяжело дышал, так же, как и она, и слова казались неправильными, смазанными, расплывчатыми, как и мир вокруг. — Сделай это, когда будешь готова.
Его пальцы гладили ее, порхали по ней, скользили по ней, и вскоре Шербера уже не сдерживала легких стонов, срывающихся с ее губ вопреки ее воле и желанию.
— Олдин…
Он приподнял ее, так легко, словно она вообще ничего не весила, и Шербера, забыв о смущении, снова его обхватила рукой и направила в себя, опустилась на него, чувствуя, как непривычно легко он скользит в ней и заполняет ее, растягивает…
Она опустилась до конца, и Олдин задохнулся от этого плавного движения и едва не уронил ее.
— Шерб, о богиня. — Его голос был еле слышным, глаза светились фиолетовым в полутьме. — Позволь мне привыкнуть, иначе я изольюсь прямо сейчас.
Она кивнула и замерла на нем, чувствуя, что передышка нужна и ей самой, и погладила руками его тяжело вздымающуюся грудь.
— Ты и в самом деле никогда не был с женщиной, Олдин, — сказала она тихо.
— Я бы не стал лгать той, которая видела мою мэрран, — ответил он.
Шербера чуть пошевелила бедрами, устраиваясь поудобнее, и ощущение было настолько сильным, что у нее перед глазами вспыхнула тьма.
— Шербера, — тут же пробормотал Олдин, сжимая ее руки.
— Да, Олдин.
— Я уже привык.
Она еще никогда не смеялась в постели с мужчиной.