Сердце пяти миров (СИ)

— Это для Тэррика? — Шербера указала глазами на мешочек.

Олдин отдал ей травы и кивнул, чувствуя на себе проницательный взгляд стоящего рядом мага.

— Сегодня вечером перед сном и завтра утром. Здесь ровно на два раза. И постарайся, чтобы сразу после этого он некоторое время провел в палатке. Не выходил на холод. Это важно, Шерб.

— Я сделаю, Олдин. Спасибо тебе. Спасибо вам всем. — И Шербера направилась прочь, к палатке фрейле, так быстро, словно за ней гнались.

— Она снова остается с ним, — сказал Фир, глядя ей вслед. В его голосе снова не было ничего, что могло бы выдать чувства. Это были просто слова, сказанные воином. — Двадцать дней. Двадцать первая ночь.

— Она принадлежит ему так же, как и нам, — напомнил Номариам, но Фир не счел нужным отвечать на это напоминание и направился в сторону лагеря, не сказав ни слова больше.

Олдин проводил его взглядом и повернулся к Номариаму. По лицу мага было понятно, что он готов задавать вопросы, и эти вопросы требовали ответов. Они направились к лагерю рука об руку: маг и маг, носящие разные имена и разную силу, но все равно называемые одинаково.

— Как все на самом деле? — спросил Номариам.

— Рана не заживает, — ответил Олдин. — Мы думали, что когда Шербера свяжется с ним, заживление ускорится… Этого не случилось.

— Что это может быть?

— Я не знаю, — честно сказал Олдин, и Номариам удивленно приподнял брови, демонстрируя неверие.

— Ты знаешь больше, чем все целители, которых я видел, вместе взятые, — сказал он. — И ты — наполовину фрейле. Ты должен знать о своем народе больше других.

— Эта болезнь мне неведома, Номариам, — снова сказал Олдин, и с неудовольствием заметил в собственном голосе то, чего не хотел бы показывать никому. Не неуверенность — неуверенность неопасна для целителя, ибо она есть путь к поиску истины. Его мучил страх. — Фрейле никогда раньше не болели болезнями здешних народов, так гласят легенды, так было на самом деле. Наши раны заживали, даже если их не промывать, и так было всегда, сколько мы себя помним, но будь я проклят, если то, что я вижу в ране Тэррика, — не земляная лихорадка. И я отнесся к его ране слишком легкомысленно. Я позволил ему перевязать ее самому, я не осмотрел ее на второй день, я не спросил его…

— Это укус? — Он был почти благодарен Номариаму за то, что тот его прервал. — Это зеленокожий?

— Нет, — сказал он. — Это удар меча.

— Слава Инифри, — проговорил Номариам, и Олдин с трудом удержался от того, чтобы не сказать ему, что Инифри здесь точно ни при чем.

— Рана не затягивается и постоянно открывается снова, — вместо этого сказал он. — Шербера сказала, ночью у него бывает жар, и иногда вечером плечо болит так, что он не может это скрыть, но удержать его от езды верхом и усадить в повозку, как женщину? Ни за что. Тэррик предпочтет умереть прямо на коне.

Олдин спохватился, но было поздно.

— Умереть? — Номариам тоже спохватился, пока их не услышали, хоть и шли они еще по относительно малолюдной части лагеря. Все же помнить об осторожности не мешало.

— Единственное, что останавливает лихорадку — магия акрай, — сказал Олдин честно, понимая, что ему просто нужно с кем-то поделиться своими опасениями, рассказать кому-то то, что он не рассказывает даже Шербере. — Если Шербера оставит его, лихорадка пойдет дальше. Я не знаю, сколько ей потребуется: ночь, две ночи, половина луны, но она не остановится, и тогда мне придется ее вырезать. Но я уже не уверен, что это его спасет. Снадобья, которые я даю нашим людям, Тэррику помогают очень слабо. Тех трав, которые я дал ей сегодня, хватило бы Фиру на несколько дней.

— Поэтому она с ним.

— Да.

— И как долго ее магия сможет удерживать заразу?

— Рана будет мешать ему, но я даю травы, чтобы снять боль, и травы, чтобы хотя бы немного унять воспаление, — сказал Олдин, не отвечая на вопрос.

Номариам остановился — ему пришлось тоже — и пристально вгляделся в его лицо. Олдин чувствовал его магию: она ощупывала его своим раздвоенным языком, пробовала на вкус, но признавала своим — потому что Шербера была своя для этой огромной невидимой в дневном свете змеи, а он был связан с Шерберой, и значит, тоже был свой. И он знал, что этот человек, проживший на земле в два раза дольше него, уже знает ответ на заданный им вопрос, и просто хочет его услышать.

— Ты знаешь, что я хочу сказать, маг, — сказал Олдин, наконец, неожиданно чувствуя себя уставшим от этого разговора о собственной беспомощности, и Номариам понимающе кивнул и не стал настаивать.

— А Шербера знает?

— Тэррик скажет ей. — Он вспомнил ее встревоженное лицо, вспомнил испуг в ее глазах много дней назад, когда она прибежала к нему за помощью. Тэррик никак не мог согреться, но не разрешил ей пойти к целителям, так что ей пришлось дождаться, пока он уснет, и прийти тайком. — Но, я думаю, она уже знает.

Глава 25