В ушах Эйлин еще звучали сказанные командным голосом капитана слова Фробишера о том, что ни при каких обстоятельствах они не могут пытаться освободить того, кто станет следующей жертвой работорговцев. Напротив, они должны позволить работорговцам увезти своего пленника в джунгли, чтобы иметь возможность проследить за ними до лагеря.
И Эйлин не могла не согласиться с ним, если смотреть на его миссию трезво и без эмоций. А она смотрела на нее именно так.
Просто она не ожидала, что окажется той самой жертвой.
Тем не менее она ею стала и, значит, не могла ждать, что он поставит ее благополучие выше долга, ее безопасность выше безопасности людей, похищенных раньше, несмотря на свое постоянное стремление защитить ее.
Несмотря на поцелуи.
Эйлин не имела понятия, почему ее похитили, что за причина заставила работорговцев выбрать своей жертвой именно ее. Но это не имело значения. Она сама угодила в эту ловушку, и теперь Фробишер…
Под черным мешком, с зажатым ртом, Эйлин мысленно выругалась.
Как несправедливо, что единственный мужчина, который за долгое время сумел завладеть ее мыслями, был связан обязательствами, требовавшими, чтобы он даже не пытался вырвать ее из лап работорговцев.
Эйлин едва не застонала от досады, но тут же взяла себя в руки. Несмотря на мешок на голове и кляп во рту, она сделала глубокий вдох и попыталась сосредоточиться на своих ощущениях и на том, что они могли означать. Снова попыталась представить себе какой-нибудь способ вырваться из лап работорговцев. Потому что, если смотреть на вещи трезво, не похоже, чтобы кто-нибудь явился ее спасать.
Как раз в тот момент, когда Эйлин пришла к этому неутешительному заключению, ее похитители зашевелились. Они обменялись несколькими замечаниями. Насколько она смогла понять, они обсуждали, не пора ли ее уводить.
И видимо, решили, что пора, потому что они встали и подошли к ней. Один поднял Эйлин на ноги. Потом ее завернули в какую-то прочную, но не грубую ткань – похоже, в парусину.
Сверху ткань закрепили веревками, орудуя так, словно имели дело с почтовой посылкой. Но Эйлин была совершенно беспомощна и не могла им помешать. Ей обернули голову поверх мешка, и теперь Эйлин не видела никаких проблесков света, она погрузилась в кромешную тьму. Потом огромный мужчина вскинул ее к себе на плечо и понес. Она услышала, как скрипнули петли, и почувствовала, что ее снова вынесли на тропическую жару.
Мужчины двинулись в путь. Эйлин слегка покачивалась на плече громилы и вскоре ощутила, что они начали подниматься, скорее всего, шли вверх по склону холма, начинавшегося за церковью. Однако, судя по звуку их шагов, они шли не по улице, а по каким-то боковым переулкам. Эйлин больше не могла отличить свет от тьмы, но она почувствовала разницу температуры. Солнце наверняка уже село.
Все это время она старалась ослабить веревку, державшую руки. Постепенно ей удалось высунуть кисти из кокона, в который ее обернули. Вместе с руками Эйлин просунула наружу свой ридикюль. Когда похитители прошли еще несколько ярдов, ридикюль повис на ее левом запястье, и теперь она отчаянно старалась удержать его так, чтобы он, покачиваясь, не ударял громилу по спине. К счастью, он, видимо, ничего не заметил, потому что, не останавливаясь, шагал вперед.
Вскоре Эйлин почувствовала, как ее окутала смрадная атмосфера трущоб.
Похитители приближались к своему логову. Она сделала все, что могла, и все же шанс сбежать, вырваться на свободу оставался практически нулевым.
День близился к концу, наступил вечер, да и ночь была не за горами. Последний час Роберт смотрел поверх ветхих крыш трущоб, не сводя взгляда с двери в логово работорговцев.
Почти весь сегодняшний день он провел со своими помощниками в их наблюдательном пункте в башне. Они по очереди сменяли друг друга у окна.
Роберт пришел сюда вскоре после завтрака. На сегодня у них с Эйлин не было намечено никаких планов, связанных с расследованием, и он надеялся, что слова, которые он, прощаясь, сказал ей, упали на благодатную почву.
Он очень надеялся.
Правда, она могла перехватить мальчишку, если он прибежит с берега сообщить, что работорговцы вернулись, чтобы забрать еще детей. Но даже если бы она это сделала, Роберт был уверен – до определенной степени, – что она пошлет мальчика к нему. В конце концов, что еще она могла сделать?
Как еще могла вмешаться в его миссию?
Поэтому теперь, когда работорговцы в буквальном смысле сидели у них под носом, Роберт должен был сосредоточиться на том, для чего его сюда прислали. У него уже не осталось времени, чтобы отвлекаться на светло-карие глаза, которые то и дело бросали ему вызов, на острый язычок, который слишком хорошо знал, на какие рычаги надавить, чтобы управлять им.
Роберт не собирался терпеть, чтобы им управляли, ни она, ни кто-либо другой.
Когда все закончится и он, возвращаясь назад, заберет ее с собой, они смогут дать волю мощному влечению, вспыхнувшему между ними. Тогда, на обратном пути в Англию, у них будет достаточно времени для этого.