— Не люблю, когда творится несправедливость.
— Иди сюда, — поманил Олена к себе сутулый человечек. Памяти прежних императоров подсказали, что светло-синий халат положен чиновнику третьего ранга, а жезл с белым полумесяцем на конце — принадлежность судьи. — Готов ли ты?
— Да.
— Тогда начнем, во имя Синей Луны и императора, да сохранят боги его от всех напастей! — проговорил судья торжественно. — Поединок ведется до тех пор, пока один из бойцов не лишится возможности сражаться. Та сторона, представитель которой победит, считается правой и решение выносится в ее пользу. Обжалование…
Олен слушал вполуха, одновременно изучая противника. Тот отличался длинными руками и могучим сложением, но двигался легко и проворно, без свойственной многим крупным людям медлительности.
— Внесите оружие! — судья взмахнул жезлом и на помост вступили двое его помощников в голубых халатах чиновников четвертого ранга. Каждый нес завернутый в лиловую ткань меч.
Олен принял широкий и длинный клинок, освободил лезвие. Удивленно хмыкнул при виде односторонней заточки, заканчивавшейся в локте от гарды.
— Да пребудет с тобой Азевр, парень, — сказал Махрид Богалак. — Помни, что этой штукой очень трудно убить или нанести тяжелую рану. Она тупая, да и сталь поганая, так что меч может погнуться…
— Зачем?
— Каждый судебный поединок — прежде всего зрелище, и никому не хочется, чтобы оно закончилось быстро.
— Всем, кроме бойцов, покинуть поле справедливости! — прервал разговор судья. — На нем остаются два клинка и милость Синей Луны!
Он сам вместе с помощниками сошел на землю около шатра, спрыгнули с помоста Махрид Богалак и Картим ари Карлудон. Апроим Тертый поднял меч и сказал негромко:
— Я убью тебя, гоняка. Нечего лезть не в свое дело.
— Попробуй, — ответил Олен и едва не прозевал выпад противника. Сталь сверкнула у лица, клацнули столкнувшиеся мечи. Зрители заревели и засвистели, доски помоста заскрипели под ногами бойцов.
Поначалу, чтобы привыкнуть к тяжелому клинку, Рендаллу пришлось отбиваться и обступать, уклоняться от ударов и отводить их в сторону. Апроим сопел, как объевшийся меда медведь, по рябому лицу тек пот, но размахивал оружием легко, как соломинкой. Меч для поединков был Тертому не в новинку.
Вопли в толпе стали громче, когда северянин запнулся на ровном месте, потерял равновесие. Апроим бросился добивать, замахнулся и, предвкушая, как тупое лезвие с хрустом врубится в голову, ударил сверху вниз. Угодивший в пустоту клинок потянул хозяина за собой, воткнулся в доски. Тертый еще успел заметить движение сбоку, и тут свет в глазах погас.
Олен выпустил из рук меч, которым только что огрел детину плашмя по затылку. Клинок с обиженным лязгом повалился на помост, и через мгновение рядом упало тяжелое тело. Зрители смолкли, будучи не в силах осознать, что произошло. Чужак, северянин, гоняка одолел Апроима Тертого? Невозможно!
— Справедливость Синей Луны явлена! Поединок закончен победой Махрида Богалака! — объявил судья. — Картиму ари Карлудону отказано в тяжбе. Он приговаривается к уплате судебных издержек в размере двух динаров.
На площадь обрушился настоящий звуковой шторм, зрители просто взвыли. Многие принялись скакать на месте, другие бросились обниматься с соседями. Старый воин влез на помост и принялся говорить Олену что-то, совершенно неразличимое в общем шуме. Затем догадался, что собеседник его не слышит, и повысил голос:
— Воистину, тебя послали сами боги! Обязательно приходи в гости! Мне нечем отплатить тебе за помощь, но я хотя бы угощу тебя на славу!
— У нас дела в этом городе, я не знаю…
— Если откажешься — смертельно обидишь, съешь меня черви! — старик нахмурился. — Я живу на улице Красильщиков. Это между портом и замком императора. Серый дом со щитом на двери. Приходи, когда найдется время! Я буду ждать!
— Ладно, мне пора, — Олен кивнул, оглянулся в ту сторону, где судья беседовал с ари Карлудоном, и поймал полный искренней ненависти взгляд таристера. — Думаю, что загляну в ближайшие дни…
Он улыбнулся Богалаку, слез с помоста и принялся протискиваться через толпу туда, где ждали друзья. Победителя хлопали по плечам, спине, кричали что-то ободряющее в уши, так что до Кусаки Олен добрался несколько помятым и оглохшим.
— Ха-ха! Ты победил! — радостно взревел гном. — Хотя я ни мига в тебе не сомневался! Но какой удар, а? Клянусь моей бородой, так не бил сам Трани Губошлеп, лучший боец всех Льдистых гор!
Саттия, вопреки ожиданиям, не выразила радости. Она покачала головой и сказала мрачно:
— Ну что, нажил еще одного врага? И даже не одного, а двух!
— Одним больше, одним меньше — какая разница? — Олен взял у девушки ножны с мечом и повесил на пояс. — Да и что значит обычный таристер рядом с Харуготом или белоглазым?
— Они далеко, а этот рядом, — проворчала Саттия. — Хотя сейчас нужно думать не о врагах, а о ночлеге.
За время поединка солнце опустилось к самым крышам, диск его из белесого стал алым. Длинные тени от домов поглотили весь Терсалим, и жара несколько ослабела.