Потом на площадь вынесли запеченные туши, наполнив улицу и ближайшие районы непередаваемыми ароматами мяса, и стали раздавать куски всем желающим. Хмеля не было, видимо, во избежание дурных последствий, и каждого, кто приходил пьяным, стража выводила прочь.
После было выступление странствующих артистов на помосте, сооруженном в центре площади. Минфрид похвастался, что это лучшие комедианты королевства и что для них было честью приехать на праздник. И правда, от их зарисовок и кривляний было неимоверно весело: от смеха зрители хватались за животы, а из глаз брызгали слёзы.
За ними шли выступления факиров. Своим огнем они разогнали от себя самых любопытных и начали выделывать невообразимые пируэты. Огонь словно был продолжением их рук и подчинялся беспрекословно: выбрасывал снопы цветных искр, изрыгался из ртов, как будто факиры были драконами, и собирался в огненные шары.
Ивонет не сразу оторвала взгляд от помоста. Даже когда факиры ушли под общий гул оваций, она смотрела перед собой.
— Понравилось? — Король наклонился к ней и обжег хмельным горячим дыханием. Было стыдно признаться, но его близость чувствовалась необычайно остро, будоража кровь, и занимала большую часть мыслей. Хотя, возможно, всему виной дакийское вино. Ведь на него было легче всего списать своё душевное состояние.
— О, прошу, не смущайтесь, — король лукаво подмигнул. — После полуобнажённых факиров вам уже нечего стыдиться.
Краски на лице девушки стало ещё больше. Она честно пыталась не рассматривать мужчин на помосте, но было трудно: литые мышцы худощавых тел беззастенчиво притягивали женские взгляды.
Король посмеялся и сжал ладонь невесты. Потом пристально посмотрел в её глаза:
— Боитесь меня?
— Нет, — честно ответила Ивонет, не опуская взгляд. И, кажется, дышать стало труднее.
— Тогда предлагаю сбежать.
Не успела Ивонет подумать, о чём идет речь, как король потянул её за руку и повел за собой. Придворные тут же расступились, провожая короля и королеву. В спину полетел шепоток и смешки. И если короля они только подзадорили, то Ивонет смутили до дрожи. Она нашла взглядом мать, но та, как всегда, была холодна и непоколебима. Лишь легкий кивок, как подбадривание, и натянутая улыбка. Конечно, она ещё не знала, что Ивонет может касаться короля, и поэтому переживала. Опрокинула в себя очередной бокал вина и ушла в тень.
— Вы уверены, что стоит покидать гостей в разгар празднества? Они не сочтут это оскорблением?
— Ну что вы, Ивонет, они же всё прекрасно понимают…
— Понимают что?
— Как нам не терпится узнать друг друга получше. — И взгляд, такой жаркий, что невозможно устоять.
Возле покоев короля она помедлила, а когда переступила порог и дверь закрылась, замерла испуганной ланью. Она знала, что должно между ними произойти, матушка сухо поведала, но страшилась. А вдруг она сделает что-то не то и разозлит короля? Или будет настолько больно, что не она сможет терпеть и закричит, тем самым оскорбив мужчину? Боже, столько страхов всплыло на поверхность, что она не сразу сообразила, что король обращается к ней:
— Ивонет, прошу, не бойтесь, плотская любовь — это совсем не страшно и уж тем более не больно.
— Вы читаете мои мысли?
— Это не сложно, тем более у молодой леди. Подойдите, — король подал руку, и Ивонет робко шагнула навстречу, сжимая его пальцы своими. После переняла кубок красного вина и пригубила. Остальное происходило для девушки, как в тумане.
Король был нежен и осторожен настолько, насколько вообще может быть нежен мужчина, желающий женщину. Касался легко и непринуждённо, сначала стянул с тугих кос корону, которую ей преподнесли в конце свадебной церемонии. Потом неспешно убрал шпильки из волос и распустил косы, черной волной упавшие на спину. Прижался вплотную, оставил поцелуй на шее, предплечье. Освободил от душного и невероятно узкого лифа. Оголил грудь и талию и на мгновение отстранился:
— Ивонет, ты словно божество, сошедшее с небес…
Девушка покраснела и попыталась прикрыть грудь, но мужчина приподнял её голову за подбородок и заставил смотреть на себя. Мгновение, которое показалось вечностью, и — он её целует, неторопливо и ласково, словно приручая испуганного зверька. И она открывается, тянется ему навстречу. Тело горит от прикосновений, новых неизведанных эмоций и чувств, плавится под умелыми ласками сильных рук и теплыми, настойчивыми губами. И она даже не сразу осознает, что платье спускается ниже и падает на пол, а за ним вслед падает камиза, оставляя девушку в одних лишь чулках и ожерелье с зеленым камнем.
Король подхватывает её на руки и, не размыкая поцелуй, несет к широкой кровати, бережно укладывает на белоснежные простыни и некоторое время любуется ею. Молочная кожа, не тронутая солнцем, спорит с белизной простыней. Черный шёлк волос раскинулся по подушкам, на щеках — алый румянец, в глазах — дикий блеск. Притягательный, зовущий взгляд, в котором хочется затеряться навсегда…
— Минфрид, прошу, сделай меня своей истинной королевой… подари мне свою любовь!