Сердце призрака

Неужели я просто для своей выгоды озвучивал свое мнение о Стефани, как только оно сформировалось?

– Не совсем так, – слева от меня раздался язвительный голос, который я узнал с первых же секунд. Хотя его вообще трудно было назвать голосом.

Мое тело замерло, а взглядом я впился в пианино, не осмелившись поднять глаза на обладателя жуткого голоса.

Я привык, что в любой момент ко мне могла присоединиться одна из моих личин, но было довольно необычно, что он появился так внезапно и без предупреждения.

Что же заставило его покинуть свой подвал?

Неужели недавний визит Мистера Арманда все-таки его взволновал, как я и опасался?

– Ты и правда не догадываешься, что меня привело? – спросил он, отвечая на мои мысли, которые на самом деле были в той же степени и его.

Мои личины. Олицетворенные осколки моей души. Одну или даже двадцать из них всегда можно было обнаружить слоняющимися по величественному особняку или его заснеженной территории. Но, в отличие от меня, они оставались привязанными к этой версии дома, застрявшей во времени. К счастью для Армандов, мои личины не могли перемещаться между двумя версиями дома, как я, и не имели телесной формы под своими маскарадными одеяниями.

Но эта личина, самопровозглашенный Гнев, была самой захватывающей из всех. В малиновом мундире, развевающемся плаще и в сверкающей серебряной маске головы смерти[4].

А осколок моей души – возможно, самый отвратительный из всех, – который он олицетворял, слишком хорошо вписывался в его образ.

– Может, рискнешь угадать? – прозвучал искаженный баритон с примесью злорадства.

Я не стал отвечать, потому что частично понимал, что заставило его выйти из подвала.

Раньше у каждой из моих личин была своя очередь. Целыми десятилетиями я носил каждую из них, обретая, таким образом, их сущность.

Контроль – вот чего хотел Гнев. Контроль, который, к счастью для Армандов, принадлежал сейчас Апатии, моей нынешней личине.

Но с другой стороны, это означало, что в какой-то степени я должен хотеть подарить Гневу контроль, потому что наши с личинами мысли и действия неотделимы.

Появление Гнева предвещало катастрофу, которой я надеялся избежать. Ведь получается, что у него есть мотивы, чтобы завладеть мной, а следовательно, и жизнями обитателей «Молдавии».

– Оставь меня, – настойчиво прорычал я. – Забирай все, что хочешь, и полезай обратно в свою нору. Как бы ты ни старался, тебе не заманить меня в ловушку.

– Ты уже в ловушке, глупец.

– Я же сказал тебе уйти, – угрожающе предупредил я, ощущая опасную дрожь по всему телу.

– Мои глаза, – ужасный голос Гнева еще больше обеспокоил меня. – Взглянув в них, ты увидишь правду. Если захочешь ее увидеть.

– Я хочу, чтобы ты, омерзительное чудовище, вернулся в свой ад и оставил меня в моем. – Я развернулся к нему лицом и увидел, что он сидит в бледно-голубом кресле у эркера гостиной. Его спрятанную под капюшоном голову венчали оленьи рога, а с серебряного черепа на меня смотрели две черные ямы пустоты.

– Ты этого не хочешь, – мягко, но высокомерно прошептал Гнев, его голос напоминал треск пламени.

Я сжал челюсти и уставился на него, сохраняя упрямое молчание. Одно только его присутствие говорило о том, что он прав.

– Хорошо. Тогда что дальше? – бросив ему вызов, я ощущал, как в ожидании его ответа мой страх эхом разрастался в груди, в том пустом пространстве, которое когда-то вмещало и неповрежденную душу, и ее бьющийся сосуд. – Продолжай, чего же мы тогда хотим?

Гнев не обронил ни слова. Вместо этого, его кошмарный облик сравнялся с моим ростом, а затем обтягивающей перчаткой он снял свою маску, обнажая лицо небытия. Медленным и размеренным шагом он приблизился ко мне, но я, невзирая на свою настороженность, даже не пошевелился.

Он остановился в нескольких футах от меня и протянул мне в облаченной в малиновую перчатку руке, унизанной кольцами, серебряную маску презрения, злобы и разрушения.

Неужели он был настолько наивным, чтобы подумать, будто я приму эту маску? Особенно зная, кто он такой.

Одолевающий меня ужас до последнего боролся с непониманием, пока мой взгляд не упал на блестящий металл предложенной маски.

Словно мираж, на зеркальной поверхности черепа проявилось другое лицо. Постепенно изображение стало четким. Это лицо… Оно принадлежало девушке.

Стефани.

Тик-так, тик-так. Часы на каминной полке отсчитывали секунды, в течение которых мои пальцы сами по себе тянулись к маске. К ней.

Когда я притронулся к ней, до моего сознания донесся негромкий треск.

Дом. Он начал гудеть вокруг нас, заставляя маленькие предметы дребезжать по поверхности, ножки мебели стучать по полу, а струны спящего пианино единодушно издавать зловещий вой предупреждения.

Ужас того, что я почти сделал, заставил меня вырвать маску из рук Гнева и бросить ее в очаг, где она бесследно растворилась, превратившись в пар.

Тут же все вокруг успокоилось, и голос пианино затих.