Густав радостно хмыкнул. Удача явно на его стороне. Крестьяне сейчас пойдут спать, а он спокойно залезет в дом и перевернет там все. Как только наступила глубокая безлунная ночь, Густав вышел из укрытия и подошел к заколоченному окну. Он попробовал подергать за деревянную пластину руками. Она не поддалась сразу. Но после третьей попытки деревяшка треснула и отлетела вместе с гвоздями. Остальное уже было делом техники. Почти бесшумно разобрав окно, он залез в особняк. Поначалу Густав растерялся и не понял, где находится. Было похоже на коридор, соединяющий две гостиные или спальни. Он походил-походил туда-обратно, подергал двери, которые закрывали коридор с двух сторон, но так и не смог их открыть. Он пытался их выломать, вскрыть железным прутиком замок, ничего не помогало. К дверям снаружи было приставлено что-то очень тяжелое, что не позволяло Густаву их открыть. Взбешенный и раздосадованный, он понял, что надо вылезать обратно на улицу и пробовать проникнуть в господские комнаты через другие окна.
Но когда он очутился снаружи, уже ждал сюрприз. Кто-то сильной хваткой дернул его за локоть, и несколько рук прижали его к стене дома. В лицо ему ткнули зажжённым факелом.
Густав увидел, что несколько крестьян крепко держат его, а факел держит тот самый монах, которого он встретил утром.
– Вы что это тут удумали? – спросил священник, сердито смотря на него. – Решили, что мы ничего не поймем?
– За дураков нас держишь?! – рявкнул один из державших его крестьян.
Густав испугался, но он всегда был готов к такому повороту событий. Даже хорошо, что это крестьяне, а не воевода с отрядом. С бедняками можно договориться. А святошу вообще не стоит воспринимать всерьез.
– Отпустите, уважаемые. Мне есть что вам предложить взамен, – он угодливо улыбнулся и подмигнул монаху.
Но, похоже, этот жест только сильнее разозлил всех.
– Нам ничего твоего не надо! Ты – вор! Мы не потерпим, чтобы такие люди, как ты, находились здесь.
– Ну так отпустите меня подобру-поздорову! – возмутился Густав. – Я уйду и больше вас не побеспокою! Я ничего не украл, клянусь!
Державшие его крестьяне с новой сильно вжали Густава в стену, он закряхтел от боли. Их грубые пальцы жгутами обвили его плечи и руки. В уцелевшем сапоге был спрятан нож, как раз на такие случаи: и для самообороны, и для нападений. Нужно вести себя в меру покорно, иначе они обыщут его и отберут оружие, а нож он сумеет тихонько вытащить в нужный момент.
– Вяжите его, – скомандовал монах.
– Что?! Зачем?! – завопил Густав и начал отчаянно сопротивляться. Ему удалось оттолкнуть руку одного крестьянина, державшего его за плечо, и тут же ударил кого-то из них в челюсть. Крестьянин закричал от боли и схватился за лицо. Под носом у того хлестала кровь.
Но драться не получилось, как только Густав ударил еще одного нападавшего, пытавшегося заломить ему руку, что-то тяжелое стукнуло по голове, и он тут же отключился. Последнее, что он видел перед собой, подол рясы монаха, который быстро приближался к нему.
Какое-то время он мучился долгим, тяжелым сном и пробудился от жуткой мигрени, которая раскалывала надвое его череп. Макушка под волосами пылала огнем, и эта боль расходилась ко лбу, била спазмом и возвращалась в затылок. Густав пытался что-то сказать и разлепить глаза, но вышло какое-то бессвязное бормотание, даже говорить было тяжело. Глаза не слушались, он ничего не видел, веки будто прилипли друг к другу, на лице чувствовал какую-то вязкую жижу, которая стягивала кожу.
«Это кровь», – наконец, понял он. – «Ублюдки оглушили меня, надо убираться отсюда».
Густав пошевелил руками и понял, что связан, мало того, тело находилось все это время в качке. Его куда-то тащили. Впервые Густаву стало страшно за себя. Никогда он не попадал в такую передрягу. Один глаз удалось разлепить, и в ночной темноте получилось разглядеть только яркое пятно пылающего факела в руке у монаха, который возглавлял процессию. Куда они его тащат? Его связали, оглушили и теперь куда-то переносят.
Вдруг несшие его крестьяне остановились и грубо бросили Густава на землю. Тот заохал и посмотрел наверх. Над ним с факелом стоял монах. Огонь освещал лицо пожилого мужчины, которое не выражало никаких эмоций, кроме откровенного презрения. Над монахом колыхались кроны деревьев. Они были в лесу.
«Это плохо», – подумал Густав. Ночью в незнакомом лесу было очень опасно. Любой овраг, и ты сломаешь ногу, случайная берлога – и там может оказаться логово медведя или волка.
– Мы предложили тебе кров и пищу, но ты предпочел ответить нам злом. Пусть хозяин леса решает, жить тебе или умереть, – сказал монах.
Тут Густава, наконец, прорвало.
– Что вам от меня надо?! – закричал он, злобно глядя на монаха и крестьян, переводя глаза с одного сурового лица на другое. Их было семеро, и, судя по их серьезно настроенным физиономиям, никто не сомневался в правильности своих действий. Густав попробовал пошевелиться, но понял, что крепко связан. Но все еще чувствовал, что в сапоге лежит нож, значит, они его не обыскивали. Сумка с облигациями тоже была на нем.