Сердце сокола

Дверь хлопнула с такой силой, что на письменном столе подпрыгнула чернильница. Сантьяго поднял собственное письмо и, развернув его, пробежал глазами по строкам. Надо было заново браться за не самое простое дело, но Сантьяго этот факт неожиданно обрадовал. Он никогда не любил сочинять письма, ограничиваясь несколькими фразами о самом главном, но писать Кристине оказалось… занятно. Он подбирал добрые и в то же время ничего не значащие слова и не сомневался, что она правильно их истолкует и при встрече не забьется попавшей в силки птицей, в панике напоминая мужу об их уговоре, а позабавится вместе с ним над этой необходимостью, как забавлялась над его заминкой при превращении первой брачной ночи в настоящую. Сантьяго, кажется, с самого детства так вольготно и весело не смеялся и был совсем не против повторить те ощущения. Он не думал, что женщина может стать другом. Но это было до знакомства с сеньоритой Даэрон.

Он немного переправил текст письма, уверив Кристину, что уже на свободе и что ему больше ничего не угрожает, а потом задумался: повериг ли? Кажется, она уже успела убедиться, сколь далеко он способен зайти для достижения своей цели, и волновалась за него вполне искренне. И это понимание непрошено грело душу, вынуждая в то же время заботиться о Кристинином спокойствии. Никогда его еще не тревожили подобные вещи, и сейчас однозначно было самое неподходящее время для того, чтобы отвлекаться на неожиданные желания. Но желания против его воли оказывались сильнее доводов рассудка, и Сантьяго без всякого колебания переписал столь возмутившую Рейнардо фразу и поймал себя на мысли, что будет ждать ответа с отнюдь невелардовским нетерпением.

A между тем дел на ближайшие двое суток у него было немало. Алехо, разумеется, обещал всяческую помощь и гарантировал, что намечающееся представление пройдет без сучка и задоринки, но Сантьяго должен был сам удостовериться в безупречной работе механизма, понимая, что второй возможности у него не будет. Только раз, опустошенный разбившимися надеждами и терзаемый совсем некоролевской ревностью, Рейнардо дал слабину, позволив сомнениям просочиться в не прикрытое обычной броней сердце, и только один шанс был у Сантьяго, чтобы посеять эти сомнения в плодородную почву, которая медленно, но верно даст наконец нужный урожай и откроет Рейнардо глаза на всю гнилость регентской души. И Керриллар сам вручил Сантьяго ниги для успешной игры.

Слишком заврался, не желая терять ни одной капли своего влияния на королевское поведение, и теперь его неуемность обращалась против него. Надо было только еще немного потерпеть. Подвести Рейнардо к их спектаклю благодарным зрителем. Способным наконец увидеть обожаемого наставника с другой стороны.

В новом письме от Кристины оказалась непригворная радость по поводу его скорого освобождения и столь же искренняя просьба не задирать его величество без веского на то повода. Кристина так и написала: «не задирать» и «без веского повода», кажется без всякого объяснения поняв, что стало причиной его заключения, и по-прежнему относясь к Рейнардо, как к неоперившемуся юнцу. И последняя мысль принесла Сантьяго удовлетворение куда более сильное, чем первая. Словно он не хотел видеть ее восхищения его величеством и радовался его отсутствию. Довольно-таки подлая мысль для того, кто поклялся положить жизнь на служение своему королю.

Чтобы отвлечься от этих сомнений, Сантьяго углубился в письмо. Почему-то очень хотелось обнаружить в нем среди обезличенно-вежливых фраз хоть одну настоящую. Пропитанную истинными Кристиниными чувствами. Из тех, что умели его поражать и при этом рождать в его душе уважение к этой непредсказуемой девушке и восхищение ей.

Та дала бы возможность перевести дух и глотнуть свежего воздуха.

Но Кристина честно играла по установленным им же правилам, и Сантьяго было не в чем ее упрекнуть. В конце концов, с чего он вообще взял, что ей интересна эта переписка и что она хочет вкладывать в нее какие-нибудь чувства? Кристина приняла его помощь и незримо благодарила за нее в каждом письме, но большего давать и не собиралась. А если Сантьяго нуждался в ее поддержке или совете, ему следовало прямо о них попросить.

Вот только просить он не умел.

Усмехнувшись над самим собой, он обмакнул перо в чернила перо и взялся за текст ответного письма, не используя шифровальный ключ. В том не было сегодня необходимости, и Сантьяго позволил себе быть искренним, не вымеряя фразы, а выкладывая на бумагу те, что приходили ему в голову.