— Так вот, друзья, если позволите, два слова. — Стало тихо-тихо. — Дни Гитлера сочтены. Исход войны предрешен. Но фашисты не хотят сдаваться без боя. Они сопротивляются и будут сопротивляться. Еще немало прольется крови, немало отважных падет в священной битве. — Товарищ Мартын поднял голову, сверкнули глаза. — Я не могу вам назвать точно день и час, когда наши войска нанесут сокрушительный удар на Белорусском фронте. Но час этот близок. И от нас с вами, народных мстителей, во многом зависит успех этого удара. Мы должны парализовать основные артерии, по которым враг доставляет на фронт свежие силы, боеприпасы, вооружение. Взрывать железные дороги, минировать шоссе, создавать «пробки». Поймите и запомните: чем труднее будет фашистам, тем легче нашим, советским воинам. Советский народ, партия верят вам, славному орлиному племени, верят в ваше мужество, в вашу силу, в вашу беззаветную преданность матери-Родине. Весь мир следит за нашей борьбой. Будем же драться с врагом так, чтобы навсегда отбить кому бы то ни было охоту лезть непрошенными гостями на нашу землю. Желаю вам успеха, товарищи! Победа — в ваших руках.
Коля никогда не выступал на собраниях, даже не представлял себе, как это можно говорить, когда на тебя обращены десятки глаз. А тут в голове собрался хоровод хороших, нужных слов, сердце забилось так, словно хотело выскочить из груди, и какая-то сила подняла его на ноги. Машинально он стряхнул с полушубка снег.
— Давай, Гайшик, — сказал комиссар.
Десятки лиц повернулись к Коле, десятки серьезных глаз смотрели на него в упор.
Коля жадно вдохнул морозный воздух. Только что вертевшиеся в голове хорошие и нужные слова разбежались и никак не хотели складываться в фразы.
А товарищи ждали.
И Коля, покраснев, сказал самое сокровенное, что жгло его сердце:
— Смерть фашистским захватчикам!
По хмурому апрельскому небу зябкий ветер гнал сырые отрепья туч. Весь день и весь вечер шел дождь. То крупный и яростный, то мелкий, повисающий в воздухе сплошной мутной пеленой. По полям разлились рябые темные лужи. Оставшийся кое-где в лощинах снег стал похож на огромные пятнистые и ноздреватые куски сыра. Земля в прошлогодних бороздах размякла, превратилась в густую коричневую жижу.
С наступлением темноты восемь партизан вышли из мокрого леса. Впереди оставалось самое трудное — пересечь голое унылое поле, чтобы выйти к железной дороге в намеченном месте, возле поворота, в трех километрах западнее Ивацевичей.
Партизаны шли медленно, увязая в грязи, с трудом отрывая от липкой земли подошвы сапог.
Наконец шедший впереди командир отделения Петрусь остановился.
— Все. Дальше вместе идти нельзя. Накроют. — Он повернулся к Яше и Коле. — Ну, двигайте. В случае чего — поддержим. И старайтесь перехватить эшелон в самой горловине, в овраге. Чтобы потом фрицы неделю путь расчищали.
Двое партизан кивнули и, пожав руки товарищам, молча ушли в сгустившуюся темноту.
Впереди, в зеленой шинели, перешитой партизанским портным из немецкой, шел Коля — первый номер. За ним, в черной шинели полицая, — второй номер, Яша.
У Коли в одном кармане шинели — деревянный ящичек вроде ученического пенала — противопехотная мина, в другом — аккуратно завернутый в тряпочку капсюль-детонатор.
У Яши в руках сверток, перевязанный веревкой, — двенадцать килограммов тола.
Чем ближе подходили Коля и Яша к железной дороге, тем осторожней и медленней двигались. Наконец Коля остановился, сделал знак рукой. Оба легли на мокрую землю и поползли. Холодная жижа просачивалась в рукава шинели. Впереди появилась черная полоса — низкорослый ельник, насаженный вдоль железной дороги. Они подползли к нему и залегли. Запахло мокрой хвоей. Холодные капли стекали за шиворот. Оба поежились и замерли: между ельником и железной дорогой мерным шагом шли двое автоматчиков: патруль.
Коля ткнулся лицом в мокрый шершавый рукав шинели. Закрыл глаза. И сразу отчетливо представил себе этот участок железной дороги: две колеи рельс будто врезались в землю, тускло светились внизу в овраге. Налево, метрах в трехстах отсюда, — поворот, и рельсы скрываются за косогором.
Надо незамеченными спуститься вниз к рельсам. Вырыть возле шпалы ямку, заложить в нее заряд тола. Между рельсом и зарядом установить противопехотную мину с капсюлем-детонатором. Рельс прогнется под тяжестью паровоза, приведет в действие несложный механизм капсюля-детонатора. И в ту же секунду от детонации взорвется заряд тола, и все полетит на воздух — рельсы, шпалы, земля, паровоз. Если здесь, в овраге, подорвать эшелон, нескоро фашисты восстановят движение. Место для диверсии выбрано с умом.
Неподалеку, на повороте, возник яркий луч света. Прожектор!.. Луч пополз по ельнику на той стороне. Выхватил мокрую насыпь, двух автоматчиков.
«Вот так штука! — подумал Коля. — Они охраняют железную дорогу с обеих сторон. И прожектора три дня назад не было. Видно, солоно пришлось!»