Сердце солдата

Дремлющим кажется лес. А тысячи видимых и невидимых тропинок пролегли через него в разных направлениях — на Ивацевичи, на Телеханы, на Дрогичин, на Березу. Нет-нет, да и хрустнет сухая ветка, звякнет где-то затвор винтовки, осыплются с ели сухие иглы. Это идут партизанские связные, идут на задания ударные группы. Лес скрадывает звуки, и запахи, и сухие дымки костров. Все прикрывает своей тишиной. Дремлющим кажется лес.

Ванюшка вел Алексея прямо через болото. Сапоги намокли, стали тяжелыми и так стиснули ноги, что Алексей с удовольствием пошел бы босиком. Уж лучше студеная вода болота, чем такая мука. Но снять сапоги нельзя. Босиком далеко не уйдешь — ноги изрежешь, да и сапоги засохнут на солнце, съежатся — надень их потом! Шли, перебираясь с кочки на кочку. Кочки, будто зыбкие живые островки. Ступишь — и ушла под воду, а потом всплывает за спиной и тотчас расправляется чуть примятый сапогом мох: болото прячет следы.

Иногда, чтобы передохнуть, партизаны выбирают кочку поплотнее, где-нибудь возле березки. Встанут на кочку и держатся за ветви тонкого болотного деревца.

По последним данным разведки, в Яблонке нет ни одного вражеского солдата, поэтому Алексей и Ванюша вышли прямо к селу, несмотря на то, что было еще совсем светло. На опушке остановились, внимательно осмотрелись — на всякий случай.

Потом Алексей решительно махнул рукой:

— Пошли.

…Солнце спряталось за лесом, но край неба был еще светел, и Коля издали увидел знакомую фигурку в синем пальтишке и белом платке, энергично шагавшую по дороге прямо к избе Гайшиков.

У Коли екнуло сердце, и тотчас поднялись откуда-то из глубины души мысли о предательстве, ожила обида.

Коля нахмурился, сжал кулаки и ушел в хату. Сестренка, с которой он играл в «ножички» возле крыльца, удивленно посмотрела ему вслед.

— Ты чего набычился? — спросил Василий Демьянович Колю, молча севшего на лавку.

— Ничего, — буркнул Коля. Он смотрел на пальцы отца, держащие острый сапожный ножик и небольшой кленовый брусочек. Пальцы двигались быстро и легко, и прямо на глазах кленовый брусок превращался в ложку. Но Коля ничего не замечал. Он думал о том, что скажет Еленке, когда она войдет. Жестокие и обидные приходили слова.

Дверь тоненько скрипнула, и вошла Еленка в сопровождении Нины. Размотав платок на голове, она тихо сказала:

— Вечер добрый.

— А-а-а, стрекоза, — улыбнулся Василий Демьянович. — Что скажешь хорошего? По делу или в гости? — Он отложил ножик и ложку в сторону.

— По делу.

— Садись.

Еленка села рядом с Василием Демьяновичем, положила руки на колени и взглянула на Колю, сидящего у окна. Тот отвернулся.

— Вы чего? Поссориться уже успели? — удивился Василий Демьянович.

Еленка покраснела.

— У нас гости в избе.

Коля насторожился.

— Не дойдете до нас чаю выпить?

— Чаю?.. — Василий Демьянович встал и потянулся. — Что ж, пройдусь маленько. — Он пошел к двери и снял с гвоздя ватник.

Коля понял, что за гости у Борисевичей, и решил во что бы то ни стало рассказать им о Петрусе!

— Я тоже пойду!

— Тебя не звали… — обрезал отец. — А, как говорится, незваный гость…

— Мне надо!

— Чего?

— Надо… Повидаться с гостями.

— А почем ты знаешь, какие гости у них?

— Знаю…

— Сиди дома, — строго сказал Василий Демьянович, — много знать стал.

— Мне надо, батя! — упрямо повторил Коля. Василий Демьянович нахмурился.

— Если чего надо — я передам…

Коля молчал.

— Ну?

— Пускай она уйдет, — буркнул Коля, кивнув на Еленку.

Та вспыхнула, закусила губу, на глазах появились слезы, и она выбежала в сени, хлопнув дверью.

— Да что у вас стряслось? — сердито спросил Василий Демьянович.

— Петрусь, брат ее, — предатель. Он из леса к немцам ушел. В пивной играет.

— Ну и что?

— Надо предупредить партизан! Ведь он выдаст!

— Вот оно что! — Василий Демьянович положил руку сыну на плечо. — Понятно. Теперь понятно. Ты не беспокойся, сынок, я их предупрежу. Непременно.

Вернулся Василий Демьянович поздно. Но Коля не спал, лежал на постели с открытыми глазами, ждал отца. Василий Демьянович снял ватник, тихонько прошел через избу и сел возле стола.

— Сказал, батя?

— Сказал, сказал… Вот что, Николка, — отец пересел на край постели сына, — завтра пойдешь в Ивацевичи, понесешь молоко.

Коля кивнул.

— Кого б где ни встретил — виду не подавай. С тобой Еленка яйца понесет продавать.

Коля нахмурился.

— И не дуйся. Не твоего ума дело. Пойдете вдвоем, так надо.

Еленка зашла за Колей, едва начал брезжить рассвет. Коля быстро оделся. Сунул бидон в заплечный мешок. И двинулись в путь.

Первые полчаса шли молча, не глядя друг на друга. Мешок с бидоном, показавшийся было легким, стал тяжелеть, лямки даже сквозь ватник врезались в плечи. Правая лямка все время сползала. Коля то и дело приостанавливался и поправлял ее. В одну из таких коротеньких остановок Еленка спросила:

— Тяжело?

— Донесу…

— Давай лямку поправлю.

— Обойдусь.

Еленка пожала плечами.

— Дальше — хуже будет.

Коля и сам понимал, что лямку нужно укоротить. Через несколько минут он остановился. Неуклюже повел плечами, сбрасывая мешок со спины. Сердито сопя, стал перевязывать лямки.